Ореховый Будда

Человек в хорошем кафтане синего сукна, стриженный в кружок, по-русски, но со свежеобритым лицом, стоял перед кирпичной грудой, ругался.

– И всё-то у нас так! Нужно государю стольный город строить – понятно. Поставили казенный кирпичный завод в Волхове, где глины хорошие. Ладно. Лепи, вези, строй. Так нет же, везти не везут, а своим людишкам на перепродажу отдают! На всём нужно уворовать! По десяти копеек кирпич, это сколько ж они на каждой телеге берут? Рубля по три, по четыре? Шутка ли? Я на честной торговле столько не выручу.

И показал на воз с бочками.

– Что у тебя за товар, уважаемый? – спросил Симпэй.

– Пиво варю. С Горголы я. У нас там ручьи сладкие, нигде таких нет. Вожу в Питер, отдаю кабатчикам по шестьдесят копеек бочка. Прошлый месяц ехал – караульным на заставе гривенничком поклонился за недокуку, и весь расход. А ныне плати сорок копеек за четыре кирпича. Ох, денег жалко…

Пошел себе дальше.

– А ты, дедушка, все наши деньги выкинул, – укорила Ката. – Не на что два кирпича купить. Одеты опять же хуже пугал огородных. Что делать-то будем?

– Я про это заранее не думал. Путь сам подскажет. Придет сатори, озарение, и всё само разрешится. – Симпэй сел в сторонке, уперся руками в колени. – Нужно лишь терпение и правильный настрой души.

– Ладно, ты посиди пока, – молвила ученица, морща лоб с родинкой. – Попробую-ка я вот что…

Побежала за пивоваром, а Симпэй стал ждать сатори. Глаза закрыл, но нет-нет, да поглядывал – что это такое вздумала попробовать Ката-тян?

Девочка ходила за синим кафтаном, что-то ему втолковывала. Кафтан сначала от нее отмахивался, гнал. Потом остановился, стал слушать. Поспрашивал о чем-то, почесал затылок, кивнул. Вдвоем они подошли к ближней телеге с кирпичом.

Симпэю стало любопытно, а любопытство – не то душевное состояние, в котором к человеку может прийти сатори. Потому встал, подошел.

– …Весь день простоишь тут, а то и два иль три, по десяти копеек-то продавать, – говорила Ката кирпичному торговцу. – А мы у тя всё разом по восьми копеек возьмем. И поедешь себе. Хошь – гуляй, хошь новые кирпичи вези. Деньги-то вот они.

Пивовар позвенел серебром.

– А нет – другому предложим, – сказала Ката.

Торг завершился быстро. Ударили по рукам.

– Эй, татарин, разгружай! – обернулся на Симпэя пивовар.

Девочка же высоко подняла кирпич и закричала:

– Люди добрые, а вот кому по девяти копеечек! Себе в убыток отдаем! Налетай, пока не кончились!

– Зачем ты это делаешь? – в недоумении спросил у нее Симпэй.

– Купец нас за то в подорожную впишет и одёжу даст, – шепнула она. – Попадем в город вместе с пивом.

– Я же говорил: сатори придет само, вот оно и пришло, – довольно кивнул Симпэй, подумав, что у такой ученицы, пожалуй, есть чему поучиться.

Пивовар постоял, поглядел, как живо расторговывается Ката, пошептался с ней еще.

– Давай, татарин, продавай, – сказал он Симпэю и повел девочку к другой кирпичной куче.

Там, должно быть, произошел такой же разговор. Ударили по рукам, пересчитали кирпичи, расплатились.

Продажа пошла сразу в двух местах.

Остальные торговцы заволновались, но скидывать цену жадничали, потому к вечеру у Симпэя и его ученицы весь товар ушел.

Купец (его звали Филяй) подсчитывал барыш и радовался.

– Шесть рублей сорок семь копеечек! Больше, чем от пива вышло бы! – радовался он. – Тароватый ты парень, Катка! Что за имя такое? Катасон, что ль? И ты дед ничего, старательный. Поступайте ко мне приказчиками! И вот что. Заночуем тут, пиво в город отвезем – и покатим на порожней телеге в Волхов. Суну там кому надо, возьму кирпичей задешево, продадим здесь задорого.

Он уже не помнил, как давеча ругал заводских воров. Человек, не имеющий твердых правил, подобен траве, думал Симпэй. Куда дует ветер, туда он и клонится, не помышляя об улучшении своей кармы.

– Матерь такая-рассякая-да-разэтакая! – вдруг замысловато выбранился Филяй и присел, прячась за свои бочки. – Михель Немец!

К обширному торгу подъезжал высокий крепкий воз, уставленный одинаковыми ладными бочонками. Правил краснолицый мужик с трубкой в зубах, в сдвинутой набекрень кожаной шапке.

– Наш это, горгольский! Тоже пиво варит. Вишь, и он в Питер собрался. Черт его принес! Всю цену мне собьет, а пиво у него крепче и ядреней.

И зашипел, затолкал своих новых приказчиков кулаком.

– Неча рассиживать! И ночевать тут не будем. Глядите, немецкая морда уже к кирпичам приценивается. Знать, поедет без остановки. Нам надо к заставе раньше него поспеть. Одевайтесь в мою сменную одежу, свое дранье под бочки суньте. А я вас пока в подорожную впишу. Катка, у тебя отеческое имя какое?

– Не знаю… – ответила Ката.

– Ладно, пишу «Катасон Незнамов». А тебя, татарин, как?

– Будаев, – немного подумав, сказал Симпэй. – Пиши: «Симпэй Будаев сын».

Они с Катой оделись просто, но чисто – как есть приказчики. Филяевы порты обоим были велики, но ничего, перепоясались веревкой. Негустую свою бородку Симпэй соскреб острым ножом уже в телеге, сидя на бочке.