Ordo Novus. Labarum

Тихий стук в дверь, прервал рассуждения Фаусты, резко выпрямившись и приняв надменную осанку, она махом руки приказала Валерии открыть двери. На пороге появился раб, с низко опущенной головой, робко сделавший несколько шагов внутрь комнаты.

– В чем дело Прокл? – холодным тоном произнесла императрица.

– Прошу меня извинить, светлейшая Фауста, клянусь Сераписом, этот человек очень настаивает на аудиенции, говорит, что это непосредственно касается лично тебя, госпожа, – торопливо проговорил Прокл, не смея поднять взор на госпожу.

– Говори понятно, как образованный человек, ведь ты из Александрии, а не уроженец этой варварской страны, – строго сказала госпожа.

– Он представился как Лоций Ветраний Метелл, центурион 9 когорты 11 германского легиона, начальник гарнизона города Бингиум. Он очень просит, даже настаивает на личной встрече с тобой, светлейшая августа. Говорит, что у него есть очень важное сообщение, имеющее прямое отношение к тебе, моя императрица.

– Какие же интересно, могут быть сообщения ко мне, у какого-то солдата? – сама себя спросила удивленная Фауста, затем обратилась к своему рабу, – а может быть это какая-то ловушка или подстава?

– Городской префект знает его лично, как и начальник дворцовой охраны, поэтому я и осмелился обратиться к тебе, госпожа. Он действительно является тем, кем себя назвал. Он еще сказал, что трибун Марцелл несколькими днями ранее проезжал через его город, и он оказал ему всяческую помощь, которую требовала его высокая миссия.

– Осмотр вала и наем варваров теперь называют высокой миссией!? Звучит достаточно глупо, но в этой глуши и не такие вещи происходят, – произнесла Фауста, а затем, обратившись к Проклу, сказала: – приведи этого, как его там, Ветраниона ко мне и, на всякий случай, приставь снаружи двух охранников.

– Будет сделано, госпожа, – сказал, не поднимая головы раб, и быстро исчез за дверью.

Тем временем, Валерия почти закончила укладку и приступила к украшению головы своей хозяйки. При упоминании имени Марцелла, девушка чуть побледнела, и в ее глазах пробежала тревога. Однако, реакцию Валерии никто из присутствующих не заметил, голова Прокла все время была опущена, взгляд был устремлен в пол, а Фауста сидела спиной к своей служанке. Когда Прокл покинул покои императрицы, Валерия тихо произнесла:

– Нобилиссима, мне наверно следует уйти и не мешать…

– Даже и не думай об этом! Ты прекрасно знаешь, что в этой глуши, я могу доверять только тебе! И не смей оставлять меня наедине с незнакомцем.

–Как прикажешь, августа, – ответила Валерия, явно чувствуя себя не своей тарелке.

О причинах ее столь непонятного поведения, читатель узнает совсем скоро. Подложив удобнее, мягкие подушки под свою госпожу, чтобы последней было комфортно возлежать на них, Валерия накинула пурпурную мантию на красивые плечи императрицы. Госпожа и ее рабыня в молчании ожидали появления Ветрания. Спустя немного времени, дверь отворилась, и на пороге вновь появился склоненный Прокл, который отойдя в сторону, тем самым пропуская в комнату центуриона, торжественным тоном произнес:

– Светлейшая императрица Флавия Максима Фауста Фемина Нобилиссима! – произнеся эти слова, раб тихо покинул покои, затворив за собой двери.

Фауста, всего несколько мгновений назад, лениво подобно персидской кошке, возлежавшая на своем роскошном ложе, теперь выглядела совершенно иначе. Всем своим видом, она подчеркивала свое превосходство и высокое положение – императрицы и супруги великого Константина. Фауста источала холод и надменность. Высокомерно посмотрев на вошедшего, она кивком головы дала знак приблизиться и устремила на Ветрания проницательный взгляд, оценивая центуриона. Видавший виды солдат, был не много смущен столь величественным видом императрицы, и одновременно был сражен ее холодной красотой. Склонив голову, Ветраний сделал несколько шагов и почтительно остановился, держа в одной руке свой шлем, а в другой свиток. Только теперь он осмелился поднять глаза и бросить взор на прекрасного Фауста. В какие-то доли секунды их взгляды встретились. Центурион сильно побледнел и шрам на его лице засиял ярко-красной ленточкой. Ему стало не по себе от взгляда прекрасных глаз императрицы, несмотря на холод, который они источали, он все-таки успел уловить страстную чувственность, скрытую глубоко внутри. «Вот это женщина, – подумал Ветраний – как я хотел бы иметь такую красавицу, а все лучшее достается Константину». «Гнусный тип, – в свою очередь, подумала Фауста, быстрым взглядом оглядев стоящего перед ней центуриона, – а глаза горят необузданным желанием, словно готовы проглотить целиком! Возможно, он может пригодиться», – непроизвольно подумала Фауста, не понимая в тот момент, как была близка к истине.