Орден желтого флага

В тупике коридора стояло золотое кресло, накрытое тигровой шкурой. В кресле сидел Далай-Папа, Великий Магистр Желтого Флага и Смотритель Идиллиума Никколо Третий — в таком же оранжевом халате, как на секретаре, но со знаками высшего медиума — и глядел на меня сквозь прорези своей черной маски.

Он носил такую не один — я уже видел нескольких высокопоставленных лиц в похожих масках. Возможно, так принято было в каком-то внутреннем ордене, чью униформу Смотритель надевал из тех же соображений, из каких государи Ветхой Земли облачались гусарами (не говоря уже о том, что в лицо Смотрителя никто не знал, и он мог, наверное, играть по вечерам в Гаруна-аль-Рашида).

Я помнил из школы, что с богословской точки зрения при обращении к Далай-Папе уместны три титула: «Ваше Переменчество», «Ваше Безличество» и «Ваше Страдальчество».

Обычно пользуются словом «Безличество», поскольку его можно отнести не только к лишенной постоянного «я» природе Смотрителя (которую он, как известно, разделяет со всем сущим), но и к его маске, что придает этому обращению свежий либерально-светский оттенок. Два других титула, уравнивающих Смотрителя с прочими феноменами Вселенной, используются лишь в священных документах — употреблять их при встрече считается фамильярностью.

— Ваше Безличество…

Я совершил перед Смотрителем тройное простирание — как того требовал этикет (обычно выпускники государственных школ совершают этот ритуал перед пустым креслом Далай-Папы). Закончив, я так и замер на коленях.

— Можешь встать, — сказал Смотритель. — Ты знаешь, почему ты здесь?

— Нет, ваше Безличество, — ответил я, поднимаясь.

— Если со мной что-то случится, тебе придется сесть в это кресло. Ты мой преемник. Так сказать, запасной Смотритель. Совсем не такой, как я.

— Я…

— Надеюсь, — продолжал Смотритель, — что до этого у нас в ближайшие годы не дойдет. Но такова была воля Ангелов. Ты здесь исключительно благодаря им.

Он хмыкнул, как будто в этом было что-то смешное.

— Ты ведь догадывался, зачем тебя сюда везут? Когда каялся в карете?

— Нет, — ответил я.

Я не врал.

— А я сразу понял, — сказал он. — Просто из-за количества мучений, которые пришлось вспомнить. Мне казалось, что их обязательно должно увенчать какое-то окончательное и всеобъемлющее издевательство — вроде финального аккорда в симфонии. Тебе, я уверен, тоже жилось не сладко. Ты ведь де Киже. Ты и вправду не думал ни о чем мрачном?

Я вспомнил, что этикет требует от собеседника Смотрителя предельной откровенности.

— Думал, — признался я. — О смерти. Но совсем недолго.

Смотритель засмеялся.

— Ты, Алекс, оптимист. Прекрасная черта для будущего Смотрителя. Постарайся сохранить это качество.

— Оптимист? — удивился я. — Мне кажется, это самое мрачное, что возможно.

Мой собеседник покачал головой.

— Смотритель — не наместник Трех Возвышенных, как вас учат, — сказал он. — Смотритель — это военный. А смерть для военного — отдых. Ее надо заслужить.

— Но в нее можно уйти незаслуженно.

— Да, так часто и происходит, — кивнул Смотритель. — Как ты думаешь, почему последние двадцать лет никто из Смотрителей не проводил Saint Rapport? Почему его раз за разом назначали и отменяли?

Вопрос поставил меня в тупик. Я об этом никогда не задумывался. Слова Saint Rapport вообще крайне мало для меня значили — ни одного из них я не видел сам. Последний случился при моей жизни, но я тогда был слишком мал.

Я знал, конечно, что так назывался один из главных праздников Идиллиума, на который возвращаются из личных пространств многие солики. Это было красочное зрелище — Смотритель появлялся перед людьми в старинном мундире времен Павла Великого, на коне и со шпагой в руке; ритуал, вероятно, много значил для нашей официальной идентичности — но никакого смысла, кроме карнавального, я в нем не видел.

— Экономят средства?

Мое предположение было логичным: я знал, что во время Saint Rapport на центральной площади для всеобщего удовольствия возгоняется огромное количество глюков, и это событие серьезно обременяет казну.

Никколо Третий отрицательно покачал головой.

— Мы бы не мелочились. Дело в том, что двух прежних Смотрителей, пытавшихся провести ритуал, убили.

— Убили? — выдохнул я. — Я никогда не слышал, что кто-то из недавних Смотрителей умер насильственной смертью.

— На самом деле смертей было гораздо больше, — сказал Смотритель. — Мы просто держим их в секрете. Я не первый ношу имя Никколо Третий. Тот, кто был до меня, ничем от меня не отличался. Ты же совсем другой.

Это прозвучало жутковато, абсурдно — но я сразу поверил.

— Кто их всех убил? — спросил я.

— Мы называем его Великий Фехтовальщик.

— Странное имя.