– Ты дерешься железным клинком, но не привык к ожогам от железа? – спрашивает она приторным, шелковым голосом, слегка дразнится.
Мне хорошо знакомо ее покрытое сахарной пудрой презрение. Я проглотил добрую ложку, когда мы только познакомились. Она обладает удивительной способностью резать тебя на кусочки каждым словом, унижая тебя и топча, но все, чего тебе хочется, – это слушать ее еще и еще. И неважно, что она кромсает тебя на куски, важно, что в этот момент она смотрит только на тебя. И поэтому тебе хочется всего, что она могла бы предложить, если ты докажешь, что достоин этого.
Осет придвигается к Верусу, и его глаза следят за ней, будто она – прозрачный ручей в пустыне.
Медленно, расчетливо Осет загибает рукав своей туники, обнажая предплечье. Не сводя напряженного взгляда с Веруса, она подносит железный клинок ко внутренней стороне руки.
Осет смотрит на него без всякого выражения, прижигая клинком кожу, – и это доказывает, что она куда сильнее, чем этот ублюдок мог мечтать стать.
– Я прочувствовала на себе удар каждого клинка, которым когда-либо пользовалась, – заявляет она и наконец отрывает железо от кожи – и голос ее звучит совершенно ровно и непринужденно. – Раньше мне эта практика казалась скорее варварской, чем полезной. Но теперь я начинаю понимать ее достоинства. А ты что думаешь, Верус?
Осет произносит его имя так, словно ищет в нем что-то знакомое. Интересно, что Верус выглядит так, как будто делает то же самое со звуком ее голоса. Все мы ходим на цыпочках по краю чего-то неизвестного, ожидая, кто упадет первым.
– Кто ты? – спрашивает она, повторяя вопрос Веруса.
У нее ясный и решительный взгляд, который обещает, что она добьется своего – так или иначе.
Верус изучает железный клинок в ее руке, ожог, а затем ее лицо. Он стискивает зубы, пытаясь сдержать ответ, который вот-вот вырвется у него изо рта.
– Верус Хатвейт, второй сын вождя Хатвейта. Клинок в первой дивизии армии Луны.
Он останавливается, задыхаясь так, словно каждое слово ему пришлось отрывать от собственных внутренностей. Взгляд его ледяной и полон злобы.
–
Звучание этой странной фразы облетает комнату и осыпается вокруг нас – будто парашютики одуванчиков, потерявших свой попутный ветерок.
Я напрягаюсь от этого – но что потрясает меня до глубины души, что сильно и подло бьет прямо в челюсть – это когда Осет спокойно смотрит Верусу прямо в глаза и отвечает ему на том же загадочном языке.
53
– Я
Как будто язык какой-то неправильный.
–
Лезвие проходит, не задевая кожу, но я лишь слегка промахнулась.
И лишь когда я слышу отзвуки собственного голоса, отражающиеся от каменных стен, я понимаю, что произошло. Это не мой нормальный язык, кружащийся вокруг, как какой-то крылатый гнус. Это набор странных слов, которые я, однако, слышу и понимаю, как день.
Прямо как в Приюте, когда я могла прочитать что-то на столе лекаря или бегло проглядеть пергамент или книгу, которую листал охранник. Я не должна была уметь читать, но умела – независимо от того, на каком языке что-то было написано или из какого королевства был документ.
Я подслушала кучу разговоров, думая, что они ведутся на обычном языке, потому что я их понимала. И только позже до меня дошло, почему эти беседы звучали так странно – потому что они велись на чужих языках.
Чтобы понять, что я могу не только понимать, но и говорить на разных языках, мне потребовалось время.
Это произошло случайно: одной из рабынь клинка приснился кошмар, и она заговорила во сне. Я подумала, что это наш обычный язык, но на следующий день, когда я заговорила с ней во время купания, она ответила мне на своем родном языке – каким бы он ни был. Ее выкинули из Приюта несколько месяцев спустя. И я поняла, что обладаю уникальной способностью, которую нужно держать при себе. Казалось, будто мой разум впитывает в себя слова, перестраивает их в понятную мне форму, а затем позволяет мне выплеснуть их обратно на том языке, на котором их произнесли.