Как считал Жан Ришар, Карл Великий добился формального покровительства над Святыми местами. Возможно, поэтому в Палестине осели представители христианской церкви запада, «епископы и монахи так и остались в греческих монастырях Иерусалима и всего региона» [101]. Однако французскому историку, вероятно, были неизвестны работы российского ориенталиста В. В. Бартольда, опубликованные в начале XX в., в которых он убедительно доказал, что никакого покровительства над Святыми местами со стороны Карла Великого не существовало.
Жан Ришар повторяет точку зрения западноевропейских историков XVIII–XX вв., согласно которой между Харуном ар-Рашидом и Карлом Великим якобы был осуществлен обмен посольствами. Так считал и российский византинист А. А. Васильев [102], однако исследования В. В. Бартольда развеяли этот миф [103]. Скорее всего рассказы о Харун ар-Рашиде, добродетельном султане, были навеяны среди европейцев сказками «Тысячи и одной ночи». Они стали необыкновенно популярными уже в XVIII веке, и, в какой-то степени, придали восточный колорит многим историческим исследованиям, в том числе и на, посвященный правлению Харуна ар-Рашида, раздел в книге А. Ф. Лабзина и А. Вахрушева.
Многие российские дореволюционные историки привели документальные свидетельства, которые развеяли еще один миф: о том, что мусульманское правительство строго следило за сношениями своих христианских подданных с иностранными государями. Так, И.И. Соколов писал, что Иерусалим даже при мусульманском владычестве «не прерывал канонического общения с автокефальными православными церквами» [104].
Известно также, как писал Б.Мелиоранский, что «восточные христиане, и в VIII веке и позднее, часто взывали к византийскому императору как к своему законному государю, т. е. смотрели на сарацинскую власть как на временное попущение Божие»; так относились «иногда даже к государям неправославным, если надеялись на их обращение» [105]. Тем не менее ситуация в Палестине на протяжении VI–IX вв. была далека от идеальной [106]. Вот как ее описывал Вильгельм Тирский:
Горожанам же помощи ждать было неоткуда: смерть преследовала их каждый день, и что ещё более прискорбно — они несли на себе всю тяжесть немилосердного рабства. Наконец, чтобы довести до крайней степени их несчастья, с величайшим трудом сохраняемые и восстановленные христианские церкви каждый день подвергались жестоким нападениям. В то время, когда происходило богослужение, неверные, распространяя среди христиан страх, неожиданно врывались внутрь церкви, и входили даже в алтари, не делая никакого различия между всяким местом в храме; они переворачивали чаши, топтали ногами предназначенные для богослужения вазы, разбивали мрамор, покрывали духовенство оскорблениями и ударами. Даже с самим владыкой — патриархом, они поступали как с самым низким и ничтожным человеком; его таскали за бороду и за волосы, скидывали с высоты его кафедры и повергали на землю. Часто они хватали его и обращались с ним как с самым ничтожным рабом — владыку без всякого повода бросали в самую глубь тюрьмы, желая устрашить, таким образом, народ страданиями его пастыря» [107].