Оракул выбирает королеву

Но факт оставался фактом: как себя ни уговаривай, ему предстояло умертвить женщину, которая спасла ему жизнь ради того, чтобы вновь жила женщина, которая умела дарить только боль. И еще одна женщина, которую он никогда в сознательном возрасте не видел.

И тут его осенило.

Тогда, конечно, он солгал, пообещав, что Меркл как-нибудь перенастроит Оракул. В основном чтобы меньше было проблем, чтобы не пыталась сбежать.

Ну и пусть верит. Оракул все равно ее убьет, выдирая память королевы. Сладкая ложь иногда во благо.

Но он, Арман Линто, может к этой задаче подойти с другой стороны – попытаться хотя бы в момент смерти погрузить Леону в стазис, а потом… Потом попытаться вернуть ее к жизни при помощи своего собственного дара. И тогда все для Леоны Риквейл закончится вполне благополучно.

Вопрос, получится ли…

Но попытаться стоит. Так он убьет разом двух, даже трех зайцев: вернет королеву, сестру и Леону.

Потом, конечно, он отпустит льессу Риквейл на все четыре стороны. Будет даже лучше, если королева никогда не узнает о существовании Леоны и о том, что королевский оборотень как-то с ней связан. И тогда все будет по-честному: она спасла жизнь ему, он сохранит жизнь ей. А пока что пусть Леона думает, что Меркл поработает над Оракулом. Надо бы даже убедить ее в этом.

Арману понравилось то, что он придумал. В конце концов, почему не помочь хорошей женщине, тем более что она совершенно бескорыстно помогла ему!

Рекко мерно взмахивал крыльями, и было заметно, что перепонка недавно залеченного крыла снова расползается. Понемногу, но неотвратимо.

Это значило, что им придется провести некоторое время на серединном ярусе. Но это и к лучшему. Будет время разобраться, кто посмел устроить покушение на Армана Линто.

Леона шевельнулась в седле, и Арман снова уловил отголосок яблочного аромата, который странным образом тревожил душу и бередил смутные, неясные желания. Почему запах такого вкусного, сочного яблока? Наверное, все дело в том, что Леона моется таким мылом. Но какая-то совершенно глупая частичка души желала, чтобы Леона пахла так и без мыла.

«Не дури, – сказал себе Арман, – в любом случае ваше совместное приключение еще не повод для того, чтобы она изменила свое мнение о тебе. Даже если переживет свидание с Оракулом, ничего между вами уже не будет. А ты потом сходишь к шлюхам и все забудется и все станет как прежде».

И вот это «как прежде» вдруг вызвало такой бурный внутренний протест, что Арман скрипнул зубами.

Леона вздрогнула и испуганно обернулась. Здесь уже было довольно светло, чтобы видеть ее точеный профиль, нос с небольшой горбинкой и маленький, но упрямый подбородок. Хорошенькая, ничего не скажешь. И, судя по тому, что сделала, добрая.

Когда кто-то испытывает по отношению к тебе добрые чувства, Арман такого просто не знал. Но звучало приятно. Наверное, его матушка была бы добра к нему, но теперь уже не узнаешь.

Он вздохнул и решил думать о том, как дальше передвигаться ко дворцу. Все было сложно, начиная с того момента, как компас привел его к льессе Риквейл.

Они спустились на твердую землю как раз в тот момент, когда заходящее солнце проплывало мимо этого яруса, раскрашивая его розовым золотом и длинными, четкими тенями. Спустились на окраине какого-то городка, посреди ползучих кустиков с жидкой листвой и кривенькими ветвями. Арман первым спешился, протянул руки, чтобы снять с седла льессу, и невольно замер: в солнечном свете, несмотря на засохшую кровь и грязь, Леона Риквейл словно засияла. Сделались пшеничными волосы, кожа – фарфоровой. И глаза, которые в темноте было толком не рассмотреть, засияли парой драгоценных изумрудов.

– Идите сюда, льесса, – позвал он, спешно отводя взгляд.

Почему-то подумалось, если маркиза Риквейл и в самом деле так добра, как ему показалось, то увез бы ее к себе и держал бы в поместье, чтобы…

«Зачем, Арман?»

И он быстро выкрутился, сам себе ответил: чтобы не вляпалась еще в какую-нибудь нехорошую историю. Жалко ведь, когда пропадают хорошие, ни в чем не повинные люди.

Арман снял девушку с плантоса, поставил рядом с собой на землю, и Леона, опустив голову, принялась приводить в порядок испорченную одежду. Попыталась как-то завязать разорванную сорочку, торопливо, трясущимися руками, затем бросила и с силой запахнула на груди куртку – так, что костяшки пальцев побелели. Глянула исподлобья – прямо ожгла неприязнью – и спросила хрипло:

– Куда теперь?

От этого неприязненного взгляда внезапно стало тоскливо, как будто ему и не все равно, но Арман усилием воли выбросил все эти неправильные мысли из головы. Он – оборотень Вечной королевы, ее оружие. Ничто иное его не должно волновать.

– В город, – махнул он рукой в направлении первых домов. До них было не больше полумили, до темноты они успеют.

– А… плантос? – неожиданно спросила Леона.

Арман невольно улыбнулся. Странная. Думает о Рекко вместо того, чтобы думать о себе.

– Пусть здесь пасется, – ответил он, – пустит корешки, подпитается, окончательно зарастит раны. Не тревожьтесь, его не украдут. Он ведь привязан к моей магии.