— Элиза, закрой люк! — успел крикнуть Ксаверий, но девушка решительно покачала головой.
— Милые мои, — с сытой хитрецой облизнулся Нихиль, точно кот, отведавший сметаны, — голубки сизые, занавески надо закрывать, когда милуетесь!
С запоздалым раскаяньем Ксаверий понял, что недооценил своего соглядатая. Прячась за окнами подвала, Нихиль выследил их спуск в подземелье. Потом, мягко ступая кавказскими сапогами, крался между надгробий. Он видел, как разгоряченные и радостные, они скрылись под крышкой бронзового люка, и остался караулить добычу.
— Ну, девушка, думай: или ты мне все расскажешь и покажешь, или я твоему женишку башку прострелю, — мурлыкал Нихиль, поигрывая маузером.
— Не соглашайся! — простонал Ксаверий.
Не отрывая глаз от лица Нихиля, Элиза кивком пригласила их в люк.
Удерживая Ксаверия на мушке и часто озираясь, Нихиль шел по тропе между деревьев. Короткими пальцами в рыжеватом пуху он успевал трогать налитые румяные яблоки, жадно втягивая запах меда.
— Светло-то как! Пчелки звенят… Вы что сюда электричество провели? — не отрывая дула маузера от лопатки Ксаверия, выспрашивал он у Элизы.
— Это светящиеся бактерии, — спокойно отвечала девушка. — В древности их называли «Солнце подземелий». В Египте их разводили для освещения пирамид. Поэтому на потолках и стенах тоннелей внутри пирамид не находят копоти.
— Разве какие-то букашки могут дать столько света? Ведь здесь вокруг — настоящие джунгли, — недоумевал Нихиль.
— Кристаллы усиливают свет, — ответила Элиза. — Эти растения забыли солнечный год, они цветут и плодоносят одновременно. Им не так важен свет, как любовь, которую дают люди…
— Вот так так… Значит, здесь могут жить люди?
— Этот маленький мир создан подобно нашей планете. Он дышит, живет и рождает живое.
— Так это золотое яичко можно установить и в Каракумах, и на Таймыре? И яблоньки зацветут даже на Марсе?
— Все, что нужно для существования подземного сада, — это плотная оболочка и изоляция от внешнего мира, — добавила Элиза.
— Я не верю в эти россказни, — внезапно насупился Нихиль.
Они дошли до маленькой башни с хрустальной крышей. Внутри, на алтаре из граненого стекла, лежал кусок обыкновенного льда, и вода, омывая лед, по капле стекала в резервуар, дающий начало ручью.
— Русло ручья проложено в форме сердца, омывая сад, он действует как дополнительный генератор силы, — объяснила девушка.
Мельком взглянув на Элизу, Ксаверий понял, что своей пространной экскурсией она пытается отвлечь и усыпить Нихиля, и действительно, едва тот отвернулся, она достала из кармашка платья маленькую золотистую дудочку и зажала ее в руке.
— А что у вас там? — дотошно выспрашивал Нихиль, показывая на кристалл.
— Там лед, простой лед, — с деланым равнодушием ответила Элиза.
— Не темни, девушка, говори все. Что это за камень? Алмаз или аметист? Считаю до трех и спускаю курок, — и Нихиль впился в затылок Ксаверия вороненым клювом маузера.
— Это лед, но… нетающий лед, — обреченно ответила Элиза.
— Ах вот за что ему такие почести! Камень Жизни? — Нихиль склонился над нетающим кристаллом, разглядывая дымчатые капли на его поверхности. — А это, наверное,
Он жадно слизнул маслянистые капли с поверхности камня и отер синеватые губы:
— Порядок… Лет пятьдесят бурной молодости мне обеспечено! Теперь я в точности Вечный Жид! А всего-то и надо, что вовремя испить из копытца! Вот что, Ксаверий Максимович! С этого момента я отменяю все ваши передвижения без моего участия.
— Это арест?
— Да, если так можно назвать пребывание в
— Я сделаю это лишь при одном условии: вы не причините вреда Элизе.
— Даже больше того! — обрадовался Нихиль. — В присутствии этого юного создания мы заключим договор: вы в рекордные сроки демонтируете биосферу и оформляете все в лучшем виде, а я отпускаю вас обоих на все четыре стороны. Так что не отлынивайте, Гурехин, вы кузнец собственного счастья! Молотобоец! — Нихиль попытался надуть тощенький бицепс.
— Так вы обещаете? — всплеснула ладонями Элиза. Казалось, она была готова расцеловать своего палача.
— Слово советского офицера, — козырнул Нихиль.
На самом деле, он не собирался связывать себя никакими клятвами и обещаниями. Его внутренний закон позволял ему давать любую ложную клятву или свидетельство перед двуногими