Опыты

Конечно же, в конце концов молодость и смекалка взяли своё, и вскоре я уже умостился на подоконнике среди разнообразно увечных аксакалов, раскуривая щедро набитую трубку. Головная боль почти прошла, остался лишь лёгкий звон в левом ухе. Я смаковал ароматный дым, и вскоре в прояснённом мозгу всплыла загадочная картинка: я мчу на велосипеде по заснеженному шоссе, и вдруг- надвигающаяся морда грузовика. Фура какая-то, то ли "Вольво", то ли "МАН". Интересно! Это что я, курьером, что ли, работал?

- Не подскажете ли, уважаемые, какое сегодня число?

- Среда!- Сообщил аксакалы после непродолжительного, но бурного совещания.

И что это мне дало? Ничего это мне не говорило. Среда. Велосипед. Грузовик. Шоссе. Работа. В сумме даёт шиш и травмы. Я вытряс трубку и направился было обратно, но в дверях на меня чуть не налетела давешняя медсестра, запыхавшаяся и раскрасневшаяся. Очень даже хорошенькая, когда перепуганная. По плечо мне девчонка.

- Павловский! Пошли, пошли!- Она дёргала меня за рукав куда-то книзу.- Там к тебе толпа целая, важные все, как гробовщики, чуть не убили меня, что тебя отпустила!- Щебетала она, а я чуть не падал, за ней поспевая.

- Да погоди, не могу я так бежать,- возмутился я,- я и хожу-то весьма приблизительно!

Она тут же сноровисто и профессионально нырнула ко мне под плечо, и так, опираясь на неё- "Кто под красным знаменем ранетый идёт,"- я и появился в дверях палаты.

У кровати полукругом стояли некие отутюженные торжественные функционеры в тёмных костюмах. Человек десять. Тихонько обсуждали что-то. Наверное, новенький гоночный велосипед, к кровати прислонённый. Оператор с камерой увидел меня первым и включил софит, бюрократы тут же взволнованно заропотали вразнобой и, обступив меня, стали так горячо поздравлять и жать мне руку, что я чуть не погиб. Ничего я не мог понять из их радостных тирад.

Наконец, они расступились, и один из них, видимо, главный функционер, подведя меня за руку к велосипеду, поставил там, щуриться в свете софита. "Вот она, слава."- Подумал я, вертя головой и тупо щёлкая клювом. Главный отступил на два шага и, откашлявшись, стал говорить речь:

- Дорогой Алексей Павловский, от лица Дорожно-Постовой Службы и Комитета по Тестированию Московской Кольцевой Автодороги хочу вынести вам благодарность за самоотверженную работу в тяжёлых условиях. Также на последнем заседании Комитета было решено поощрить вас именным наградным велосипедом и премией в размере двухсот пятнадцати рублей. И ещё, от имени руководства, разрешите вручить вам памятный знак,- под нестройные апплодисменты он приколол мне на куртку, на левый отворот, какую-то тяжёленькую медальку,- "Лучший Встречный Велосипедист на МКАД в 1998 году"!

Я ошалело посмотрел на награду: на большом золотом круге согбенный маленький велосипедист в профиль нёсся навстречу большому набычившемуся автобусу, серебряному же. И зелёная ленточка...

Разговоры с Ними

Глядя в ночную темноту, я допивал чай и докуривал трубку. Сад лежал смутными тенями, как скрытными мускулистыми зверями. Кусты пользовались темнотой, разминали затёкшие за день неподвижности конечности, потягивались и даже вроде бы переползали с места на место. Если включить фонарик, они враз остановятся, словно ничего и не было, но сейчас в дальнем углу сада что-то усердно шуршало. Дождевые капли стукали по веткам, шелестели листьями. От земли парило и тянуло совершенно одичалым запахом, зелёным и смолистым, словно земля двинулась рассудком и жужжала про себя: "Эх, из меня завтра такое вырастет!". Трубочный дым осторожно втискивался между влажными волокнами запахов, пытаясь подняться кверху. Да, точно, завтра вырастет, и именно такое. Грибы попрут. Точно попрут.

Трубка захрипела влажными табачинками на донышке, и я, выколотив её о колено, вернулся в дом. В доме тоже было темно, но тепло и уютно. Чай уже совсем остыл, я выпил его залпом и выставил кружку за форточку- мыть лень, а тараканов плодить не след. В кружку звонко упала ядрёная капля, и в приоткрывшуюся щель засунулся тёплый мокрый хвост ночного воздуха, коснулся лица мехом. Отчётливо пахнуло шишками. Ох, какие грибы завтра попрут! Нутром чую!

Прикрыв форточку, я разделся и залез под одеяло. Одеяла было мало, в левый бок дуло.

- Отдай одеяло,- сказал я, дёргая уголок,- у тебя там ещё спальник есть.

- Не отдам.- тихо прогудела она.

- Давай-давай, нечего жмотничать, а то пятки щекотать буду.- Пригрозил я.- А я завтра с утра за грибами иду.

Одеяло неохотно подползло ближе, и из темноты меня толкнули пяткой. Вот она, лежит, угрелась.

- Куда тебя в такую погоду несёт,- ворчит,- Ихтиандрушка...

- А представляешь, там вот такие вот грибы будут...

- И с во-о-от таким глазом! Не размахивай руками, одеяло отберу. А я завтра отосплюсь как следует и буду Кримсон слушать. И кисель варить.

- Клюквенный?

- Угм-м...

- Тогда спокойной ночи.- прошептал я ей на ухо.

- Угм-м...