Опыты

Как известно, крупные носы являются одним из характерных этнических признаков евреев вообще. Но фамильный фрейдкинский «шнобель» выделялся даже на фоне отнюдь не миниатюрных носов их односельчан и соплеменников. Пожалуй, именно нос, а не, скажем, светлые волосы и представляет собой нашу главную и неоспоримую семейную черту. Потому что если сопоставить с действительностью вышеупомянутый светловолосый, голубоглазый и высокорослый идеал того, каким должен быть настоящий Фрейдкин, то приходится признать одно из двух: либо в последних поколениях наш род от смешений с другими фамилиями начал вырождаться и терять присущие ему черты, либо этот благородный нордический тип внешности изначально был не слишком обоснованно выбран в качестве эталона. Я вынужден сделать этот печальный вывод, так как если среди всех Фрейдкиных, которых я видел воочию, голубые (лучше сказать: серые) глаза еще встречаются довольно часто, то с высоким ростом и светлыми волосами дело у нас обстоит совсем плачевно. Я знаю только одного человека из всех Фрейдкиных, кого можно при желании назвать высокорослым (хотя ни в коем случае не стройным) — это я сам. Для справки: мой рост 183 см. Все остальные Фрейдкины, которых я знал, напротив, люди невысокого роста и до такой степени склонные к полноте, что уж скорей полнота, чем мифический высокий рост, может считаться фамильной чертой (правда, недавно мне рассказали, что мой двоюродный брат Саша — младший сын моего родного дяди Льва Фрейдкина вымахал аж до 185 см, но я, к сожалению, никогда его не видел).

Не лучше положение и со светлыми волосами. Максимум, что мы можем предложить по этой части, — это несколько не очень темных шатенов, каковым, если верить фотографии, в молодости являлся и Соломон. Здесь, впрочем, следует оговориться, что, по моим наблюдениям, в Красной горе употребление термина «блондин» несколько отличалось от общепринятого и блондином там, как правило, называли человека со светлыми глазами, не слишком темными волосами и, главное, не со смуглым цветом лица, Но, как бы то ни было, приходится признать, что с течением времени генотип Фрейдкиных претерпел серьезные изменения и одни лишь носы остались верны нам, как прежде.

Соломон с десятилетнего возраста жил «в людях». Он был отправлен «мальчиком» в лавку какого-то новозыбковского купца и жил там, приезжая к матери в Красную гору лишь по большим праздникам.

А в 1908 году он как младший сын в семье был призван в русскую армию. Служил в пехоте. Прошел всю первую мировую войну. Дослужился до взводного. В 1917 году Соломон оказался каким-то образом в Нижнем Новгороде — возможно, его часть отвели туда на переформирование. Там его и застали февральские события, в которых он по молодости лет принял весьма деятельное участие — ходил на конспиративные собрания в Сормове, выступал на митингах, заседал в Совете солдатских депутатов. Венцом его политической карьеры было выдвижение на пост начальника городской милиции.

Однако на этом интригующем моменте нам придется прервать свой рассказ о Соломоне, потому что для описания дальнейших событий его жизни, а именно — его брака с Ревеккой Резниковой, необходимо ввести читателя в курс отношений между семьей Фрейдкиных и семьей Резниковых, о которой тот не имеет пока никакого представления. Поэтому мы здесь довольно надолго расстаемся с Соломоном и возвращаемся назад в 1887 год.

10. ГИНЕСЯ ГЕНЗЕЛЕВА И ГИРШ МОВШЕВИЧ РЕЗНИКОВ

Итак, в 1887 году в Красной горе мать Соломона — моя прабабушка — Гинеся Гензелева осталась вдовой с тремя малолетними детьми и безо всяких средств к существованию. В свои 26 лет она была удивительно красивой молодой женщиной с прекрасными длинными черными волосами и большими голубыми глазами. От многих моих родственников я слышал, что моя мать, Мирра Давидовна Клямер, была очень похожа на Гинесю в молодости и что выбор моего отца был не случаен. Оспаривать это утверждение я не берусь, так как видеть молодой свою прабабушку, погибшую за 12 лет до моего рождения, я, естественно, не мог. Но, по моим данным, никого из моих родственников, кто мог бы в 80-х годах прошлого века застать молодость Гинеси, к концу 40-х годов нашего века, когда была молодой моя мать, тоже уже не было в живых. Теоретически такое сравнение мог бы провести только старший брат Соломона — Пейсах, но он мою мать никогда не видел. Что же тогда говорить о моем отце, родившемся в 1925 году, когда Гинесе было уже за 60? Тем более что о существовании фотографий или портретов юной прабабушки мне тоже слышать не приходилось. Возможно, однако, что мой отец руководствовался какими-то подсознательными мотивами, поскольку у моей матери, так же как у Гинеси, действительно были и прекрасные длинные черные волосы, и большие голубые глаза.