Это пристрастие к подъему тяжестей как к способу зарабатывать на жизнь объяснялось двумя взаимодополняющими особенностями моей конституции: довольно значительной физической силой и абсолютным отсутствием самых элементарных технических навыков, вплоть до неспособности толком забить гвоздь. Надо сказать, что у людей моей национальности первое встречается настолько же редко, насколько часто имеет место второе. Но если говорить персонально обо мне, то это второе не ограничивалось простым неумением сделать что-то социально ценное своими руками, а усугублялось вдобавок удивительным талантом ко всевозможным разрушениям, авариям и поломкам. Если я начинал копать, то почти всегда ломал лопату. Если я брался просверлить дырку в стене, то, как правило, ломал сверло, а иногда заодно и дрель. Однажды в Сибири моя хозяйка попросила меня поколоть в сарайчике дрова. Первый же взмах топором закончился тем, что я зацепил им за крышу сарая и выворотил из нее несколько досок, в результате чего топор сорвался с топорища, угодил прямо в натянутое полотно двуручной пилы и разбил его на мелкие кусочки, причем одним из осколков зарезало курицу. Если я, не дай Бог, садился за руль, то в лучшем случае я три километра ехал в «Волге» своего приятеля, не сняв ручного тормоза, и до тех пор удивлялся, почему она у меня так плохо идет, пока не повалил дым из сгоревших тормозных колодок. А в худшем — опрокидывал в пропасть на Военно-Осетинской дороге опрометчиво вверенный мне грузовой автомобиль ГАЗ-66 с двумя тоннами взрывчатки в кузове. Это произошло во время одной из моих геофизических экспедиций. Там же я небрежным движением руки замкнул два каких-то контакта на дорогостоящей американской сейсмостанции, после чего шесть наших техников и инженеров две недели приводили ее в рабочее состояние, отзываясь обо мне в таких резких выражениях, которые я, даже отнюдь не будучи ханжой (в чем у читателя еще будет возможность убедиться), не рискну воспроизвести на страницах художественного произведения. А уж потом, когда я сложил в одну сумку детонаторы и динамитные шашки и только чудом не взорвал всю нашу экспедицию в полном составе, за мной прочно утвердилось прозвище: специалист по экономической диверсии. Впрочем, если говорить о подходящих определениях для этих моих способностей, то сам я, ввиду неисправимой склонности к литературным реминисценциям, предпочитал употреблять применительно к себе известное высказывание Н.В.Гоголя о руке полицейского, которая устроена так, что за что ни возьмется — все вдребезги. Тогда как обладавший развитым образным мышлением мой отец (а для него, замечу в скобках, не существовало секретов ни в каких механизмах, от туалетного бачка до цветного телевизора) неоднократно с горечью констатировал, что руки у меня растут из жопы.
Однако этот недостаток в некоторой степени компенсировался, как я уже говорил, изрядной физической силой и внушительной комплекцией. Хотя, безусловно, было бы очевидной несправедливостью утверждать, что мои физические данные являли собой что-то феноменальное, из ряда вон выходящее. Мне приходилось встречать немало по-настоящему могучих мужчин, рядом с которыми я выглядел просто жалким пигмеем. Но если представить себе какой-то средний уровень человеческих возможностей, то мои кондиции, пусть не очень существенно, но превышали его. В молодые годы я мог без особого напряжения в одиночку занести на десятый этаж холодильник «ЗИЛ», или в паре с достойным партнером поднять (разумеется, на ремнях), куда потребуется, пианино, а если надо, и рояль, или затащить по лесам безо всяких специальных приспособлений единовременно двадцать кирпичей.
Причем следует сказать, что в юности я исключительно варварски относился к отпущенным мне от природы возможностям и не упускал ни одного случая подвергнуть их самым рискованным испытаниям. Вослед Венедикту Ерофееву с детских лет моим любимым словом было «дерзание». Но если уважаемый Венедикт Васильевич дерзал преимущественно на поприще методического употребления внутрь всевозможных спиртных напитков и их суррогатов, то я, не будучи чужд и этому аспекту познания действительности и имея здесь также довольно крупные достижения, тем не менее основную часть экспериментов над своим организмом перенес в несколько иную плоскость. Помнится, случалось мне на пари съедать ведро макарон с тушенкой или молодого барашка, а то и без пари, просто из чисто спортивного интереса уминать в один присест трех жареных куриц.