Опыт о законе народонаселения

Если бы мы отдались всем своим склонностям и страстям, то впали бы в самые необыкновенные и пагубные заблуждения. Однако же мы имеем полное основание думать, что все эти страсти необходимы для нас и что они не могли бы быть устранены или даже ослаблены без существенного вреда для нашего благополучия. Пища, одежда, жилище, вообще все, что предохраняет нас от страданий, причиняемых голодом и холодом, составляет наши самые неодолимые и общие потребности. Всеми признанно, что желание добыть эти средства существования всегда было главной побудительной причиной деятельности человека, благодаря которой достигнуты бесчисленные выгоды и преимущества цивилизации. Погоня за этими благами и средства, употребленные для достижения и удовлетворения ими наших важнейших потребностей, составляли до возникновения цивилизации и после ее водворения главное благополучие половины человеческого рода. Всем известно, какое преимущество имеет благоразумно направленное удовлетворение своих потребностей; точно так же известно всем, что дурно направленное стремление удовлетворить свои потребности становится источником бедствий и что общество вынуждено строго преследовать того, кто в таких случаях прибегает к незаконным средствам.

А между тем в обоих случаях желание удовлетворить свои потребности одинаково естественно и добродетельно. Поступок голодного человека, утоляющего свой голод украденным хлебом, лишь по своим последствиям отличается от поступка того человека, который утоляет голод принадлежащим ему хлебом; последствия же эти заключаются в том, что если не препятствовать людям утолять голод чужим хлебом, то количество хлеба повсеместно уменьшится. Основание законов о собственности, различие между пороком и добродетелью в способе удовлетворения желаний – все это давно добыто человечеством из опыта.

Если бы удовольствие, доставляемое удовлетворением наших потребностей и естественных склонностей, повсюду уменьшилось и утратило часть своей интенсивности, то, без сомнения, в таком же размере уменьшилось бы число проступков нарушения собственности; но эта последняя выгода произошла бы за счет уменьшения средств для нашего наслаждения. Мы заметили бы в этом случае, что количество предметов, предназначенных для удовлетворения наших желаний, уменьшилось бы быстрее, чем число покраж, и, таким образом, общая для всех людей потеря благополучия оказалась бы несравненно значительнее, чем прибыль его, достигнутая в других отношениях. Если принять во внимание беспрерывный, тяжкий труд, на который обречено большинство людей, то нельзя не согласиться, что человеческое счастье было бы существенно искажено, если бы надежды на сытый обед, на хорошее и теплое помещение было недостаточно для того, чтобы скрасить тяжелый труд и лишения.

После чувства голода самая общая и могущественная страсть – это любовь, принимая это слово в самом широком смысле. Добродетельная, облагороженная дружбой любовь, по-видимому, представляет соединение самых чистых и глубоких наслаждений, соответствующих всем потребностям сердца. Она пробуждает самые доброжелательные чувства и тем самым придает всей жизни смысл и очарование.

«Исключите из половых сношений сопровождающие их обстоятельства, – говорит Годвин, – и они станут презрительными». Точно так же можно было бы сказать: отнимите у дерева его ветви и листву, и оно лишится своей красоты.

Правильные черты, кротость, живость, впечатлительность, чувствительность, ум, воображение пленяют нас; такие качества пробуждают и питают чувство любви.

Было бы весьма ошибочно предполагать, что эта страсть ограничивается одними чувственными наслаждениями. Одним из важных условий счастья совершенно справедливо признается тот образ жизни, который каждый намечает себе и к достижению которого стремится; я уверен, что в большинстве таких планов любовь занимает видное место наряду с удовольствиями семейной жизни и радостями, доставляемыми нам детьми. Ужин у разведенного очага и удобное помещение не могут казаться нам вполне привлекательными, если мы не связываем в своем воображении эти удобства с дорогими существами, с которыми мы желали бы разделить их.