Опыт о человеческом разумении

В силу деизма Локка в его этику вторгся также «божественный закон» морали, а это принесло с собой сложную проблему его соотношения с естественным законом. Впрочем, в конечном счете оба этих закона у Локка совпадают. В его «Опытах о законе природы»[37], написанных в 1662—1664 гг. и оставшихся в черновике, в качестве того, что морально, квалифицируется послушание божьим заповедям. Во втором «Трактате о государственном правлении» «божественный закон» отходит на задний план, то ли несколько ограничивая естественный закон, то ли находясь с этим законом и требованиями разума в полной гармонии, как это было у стоиков. В четвертой книге «Опыта о человеческом разумении» и в «Разумности христианства» разум берет верх над божественным откровением и в качестве того, что «божественно», квалифицируется просто-напросто следование естественным, а потому разумным требованиям морали. Таким образом, естественный закон подчинил себе «божественный», растворил его в себе.

Что касается совпадения принципов морали с требованиями разума, то некоторый диссонанс вносит первая книга «Опыта о человеческом разумении»; на самом деле, доказывая неврожденность моральных принципов, Локк в 10-м и 11-м параграфах III главы приводит много убедительных примеров того, что у народов, живущих в разных условиях, моральными и антиморальными считаются совсем разные, иногда даже противоположные поступки. В отношении европейских народов Локк приходит даже к выводу, что «огромное большинство людей руководствуется главным образом, если не исключительно, законами обычая и поступает так, чтобы поддержать свое доброе имя в глазах общества, мало обращая внимания на законы бога или властей»[38]. Какие ж, спрашивается, твердые моральные оценки может в таком случае изречь некий стандартный общечеловеческий разум, а главное — кто же его послушается?

Некоторые исследователи, например П. Ласлет, видят здесь у Локка противоречие в его собственном мышлении, восходящее к «трещине» между отрицанием врожденных, а значит, единых для всего человеческого рода моральных принципов, с одной стороны, и необходимостью унификации моральных оценок — с другой.

Думается, что это противоречие имеет иной смысл. Различие представлений о роли «божественного» и естественного законов морали в «Опытах о законе природы» и в «Опыте о человеческом разумении», а также между моральным релятивизмом Локка и его убеждением в существовании твердых принципов разума в первой и четвертой книгах «Опыта...» мы считаем следствием развития взглядов Локка. В первом случае налицо эволюция его от кальвинистской набожности к деистическому рационализму. Во втором — модификация антиисторизма в сторону тенденции, которая в дальнейшем у Гельвеция сформировалась в представление о том, что релятивизация моральных принципов доходит в жизни людей до их извращения, когда естественный и разумный закон морали оказывается сокрытым от их глаз и для возврата к нему необходимо существенно изменить политические порядки.

Здесь надо отметить еще один момент. Когда Локк уже окончил «Трактаты о государственном правлении», изменение политических порядков, которое он считал необходимым, в Англии произошло, а значит, упование на разум людей, по его мнению, стало уже более обоснованным. Положение, при котором нарушается естественное и разумное общественное состояние и люди становятся «предубежденными» против морального закона природы, теперь, по мнению Локка, устранено, и существование и содержание этого закона может наконец стать «понятным и ясным» всякому разумному существу.

Тем самым критика теории врожденных идей приобрела еще одну функцию — она стала для Локка средством выявления противоположности между неупорядоченной и упорядоченной жизнью. Там, где буржуазные локковеды выискивают несвязность в мышлении философа, в действительности, хотя и очень абстрактно, отразилось различие в политической обстановке в разные периоды английской истории.

5. ВНЕШНИЙ И ВНУТРЕННИЙ ОПЫТ. ПРОСТЫЕ ИДЕИ