Опыт о человеческом разумении

работы ума. Они не лежат открытыми, подобно природным знакам, запечатленным в душе, которые (если б таковые были) непременно должны быть видны сами по себе, должны быть достоверны и всякому известны благодаря своему собственному свету. Но это нисколько не умаляет их истинности и достоверности, подобно тому как истинность и достоверность того, что три угла треугольника равны двум прямым, нисколько не уменьшаются от того, что это не столь очевидно, как положение, что <целое больше части>, и не способно вызвать согласие сейчас же, как только его услышат. Достаточно, если эти нравственные правила могут быть доказаны; так что если мы не достигаем их достоверного знания, то мы сами виноваты. Но незнание их многими людьми и медленность, с которой другие признают их, ясно доказывают, что они неврожденны и сами не попадаются на глаза людям, если те их не ищут.

2. Верность и справедливость не всеми признаются за нравственные принципы. Существуют ли такие нравственные принципы, с которыми соглашаются все,- по этому вопросу я призываю в свидетели всех, кто хоть сколько-нибудь занимался историей человечества и видел дальше дыма своей трубы. Где та практическая истина, которая встречает всеобщее признание без какого-либо сомнения и колебаний, как это должно было бы быть, если бы она была врожденной? Справедливость и соблюдение договоров есть принцип, с которым, кажется, соглашается большинство людей. Считают, что он распространяется и на воровские притоны, и на сообщества величайших мошенников. И те, кто пал так низко, что потерял сам человеческий облик, соблюдают во взаимных отношениях верность и правила справедливости. Я допускаю, что даже бандиты во взаимных отношениях соблюдают эти принципы, но не потому, что признают их врожденными законами природы. Они следуют им по расчету, как правилам, удобным для поддержания какого-то порядка внутри своих сообществ. Но невозможно представить себе, чтобы принимал справедливость за практический принцип тот, кто поступает честно со своим товарищем по разбою и в то же время грабит или убивает первого встречающегося ему честного человека. Справедливость и правдивость суть повсеместные связи в обществе; следовательно, даже бандиты и грабители, порывающие со всем миром, должны во взаимных отношениях соблюдать верность и правила справедливости, иначе они не смогут держаться вместе. Но кто

==115

решится утверждать, что у людей, живущих мошенничеством и грабежом, есть врожденные принципы правдивости и справедливости, которые они признают и с которыми согласны?

3. Ответ на возражение, что, хотя люди отрицают эти принципы в своей деятельности, они соглашаются с ними в своих мыслях. Быть может, возразят, [заявив,] что молчаливым согласием в глубине их души признается то, чему противоречит их деятельность. На это отвечу, что я, во-первых, всегда полагал, что действия людей - лучшие толкователи их мыслей. Но так как несомненно, что большинство людей своей деятельностью и некоторые люди своим открытым заявлением подвергают сомнению или совсем отрицают эти принципы, то установить всеобщее согласие невозможно (хотя мы должны принимать здесь во внимание только взрослых людей), без чего нельзя заключать, что эти принципы врожденны. Во-вторых, весьма странно и неразумно предполагать врожденные практические принципы, которые приводят только к размышле- нию. Практические принципы, даваемые самой природой, существуют для того, чтобы их применяли, и должны порождать деятельность, сообразную с ними, а не чисто умозрительное согласие с их истинностью; иначе тщетно будет пытаться отличить их от умозрительных максим. Я признаю, что природа вложила в человека стремление к счастью и отвращение к несчастью. Вот это действительно врожденные практические принципы, которые, как и надлежит практическим принципам, действуют постоянно и непрерывно влияют на всю нашу деятельность. Это можно неизменно и повсеместно наблюдать у всех людей, всех возрастов. Но они являются склонностями, вытекающими из стремления к добру, а не запечатлениями истины в разуме. Я не отрицаю, что существуют естественные склонности, запечатленные в человеческой душе, и что с самого же начала чувствования и восприятия одни вещи приятны людям, а другие неприятны ; одни вещи таковы, что к ним они склонны, а другие таковы, что их избегают. Но это нисколько не доказывает существования запечатленных в уме знаков, которые должны быть познавательными принципами, регулирующими нашу деятельность. Этим фактом не только не подтверждается существование в разуме прирожденных отпечатков, но это даже довод против них. Ибо, если бы в разуме существовали некоторые начертанные от природы знаки как познавательные принципы, мы непременно замечали бы, как они постоянно действуют

==116

в нас и влияют на наше знание, подобно тому как склонности влияют на нашу волю и стремление, никогда не переставая быть постоянными движущими силами и мотивами всех наших действий, к которым они всегда с силой нас побуждают.