С другой стороны, пометим (потому что нам это отличение от языка очень пригодится, будет нужным), что мы уже с принципом конструктивной связности ввели необходимость познавать, знать себя. В общем, узнать предмет - знать несправедливость, знать смерть, знать право, любые события — имплицирует необходимость познавать, знать себя[25]. И для этого нет никакого механизма. То есть нечто должно совершаться в мире, и, для того чтобы совершаться, оно предполагает узнавание мною себя, в отличие, скажем, от героев Платонова, которые не узнали, не знали себя. А механизма для этого никакого нет, в том числе нет механизма и для выработки вот этого шестого чувства, то есть для функционирования самих социальных чувств и состояний, гражданских мыслей, гражданских состояний, гражданских чувств. Для них нет никакого механизма. Эта ситуация неопределенности вообще и в частности в том смысле слова, что никакой физический состав, никакая физическая последовательность не определяют мыслительное состояние. Скажем, так же, как, например, из никакой вообразимой процедуры, из физических свойств золота нельзя вывести, что оно
То есть имеются какие-то образования: скажем, если копыто лошади представить себе как продукт искусства — это искусство природы, не человека, а природы, оно организует целое поле возможных механических движений, содержа в себе их понимание, понимание этого поля. Это такое архетипическое изобретение эволюции. Конечно, это не какая-то эмпирическая, а некоторая невидимая действительность копыта, так же как есть невидимая действительность листа, по предположению Гёте, может быть неудачного, неважного[26]. Он считал лист наглядной формой, которая содержит в себе все возможные растительные формы. Лист есть свернутое дерево, но не эмпирический лист, а некий идеальный образ, или архетип. Значит, я говорю о том, что фактически эти архетипы, или такие идеальные образы, содержат в себе бесконечности в том смысле, в каком я говорил[27]. И это отличает их от машин, то есть от того, что может изобрести человек. Значит, мы имеем какие-то органы нашей искусственности, имеем порождение у нас состояний, естественным образом не порождаемых, но такие образования, в которых действуют силы большие, чем человеческие силы, которые неанализируемы до конца и поэтому не могут быть составлены (потому что то, что может быть проанализировано, может быть составлено и повторено, а то, что может быть составлено и повторено, может быть составлено и повторено иначе. А эти образования и не могут быть иначе). Поэтому, когда мы говорим, что это своего рода искусство природы, мы, конечно, пользуемся метафорой, понимая не-сделанность этого, хотя для человеческого существования конструктивность <...> бросает свет и на искусство.