Опустошители

— Немного повыше Шарантона, как вы знаете, — начал Нотариус, — Сена делает изгиб, оставляя вправо пригорки.

— Это ведь холмы Вильнев Сен-Жорж, — заметил Рокамболь.

— Именно там, недалеко от берега, стоит уединенный домик, окруженный большим садом. Жители его, старик и молодая дама, по-видимому, принадлежат к знати.

— Вероятно, отец с дочерью?

— Не знаю, вообще о них говорят разное. Они почти никогда не выходят, и мало кто из соседей видел их. Дама всегда в трауре. А вся прислуга их состоит из старой горничной и старика же садовника.

— Это хорошо.

— Я собрал подробные сведения об этом домике через Мармузэ.

— Что же ты узнал?

— Три дня тому назад Мармузэ спрятался в саду у них и провел там часть ночи.

— Прислуга их спит в беседке, господин и дама заперлись в комнате, освещенное окно которой выходит в сад. Они, как видно, ложатся спать очень поздно и, по-видимому, живут не очень-то согласно.

— Да?

— Мармузэ слышал, как они бранились. Старик кричал, а молодая дама плакала и ломала руки в отчаянии, но так как окно было закрыто, то Мармузэ и не мог расслышать того, что они говорили.

— Все это очень хорошо, — сказал Рокамболь, — но есть ли у них деньги?

— Старик ушел из комнаты дамы и в сердцах хлопнул очень сильно дверью… Затем, немного погодя, осветилось другое окно; тогда Мармузэ спустился на землю, перебрался ползком и влез на дерево, бывшее прямо против этого окна.

— Что же он увидел?

— Старик открыл железный сундук и стал пересчитывать кучу банковских билетов и кадочки, наполненные золотом.

— О! о!..

— Можете себе представить, каким нетерпением горит теперь вся наша шайка и Пирожник.

— Так, — заметил Рокамболь, — но они подождут меня. Я принимаю ваше предложение… Ступай вниз, — добавил он твердо, обращаясь к Нотариусу, — и скажи, что я запрещаю приступать к каким бы то ни было действиям без меня.

— Провалился наш Пирожник! — прошептал Смерть Храбрых.

Оба бросились бегом вниз.

Посмотрим теперь, кто проживает в Вильнев Сен-Жорж, и познакомимся с таинственными обитателями уединенного домика.

Описание уединенного жилища, сделанное Нотариусом Рокамболю, было довольно верно.

Дом был куплен уже пять лет, и обитатели его были непроницаемы для всех.

Одни слуги их выходили из него в селение за провизией, но никогда ни с кем не разговаривали.

Послушаем теперь, что происходило и говорилось в этом домике во время ссоры, которую Мармузэ скорее угадал, нежели услышал.

Молодая женщина сидела в спальне на кушетке перед камином, на котором стояла лампа, освещавшая эту комнату. Свет ее падал прямо на молодую женщину и освещал ее замечательно красивое, но бледное болезненное и нервное лицо.

Ей было на вид около двадцати пяти или двадцати семи лет, а ее лицо было кавказского типа.

— Вот уже прошло много времени с тех пор, как мы здесь, батюшка, — говорила она, — и еще больше времени прошло с тех пор, как вы однажды ночью, усыпив меня чем-то наркотическим, оторвали от меня моего новорожденного ребенка, как оторвали перед тем человека, бывшего перед Богом моим мужем. О, батюшка, когда же вы положите конец моим страданиям?

Старик упорно молчал.

— Неужели вы мне не отдадите ребенка? — произнесла умоляющим голосом молодая женщина.

— Это плод преступления.

— О, — простонала она.

Но вдруг ее бледные щеки вспыхнули румянцем, и глаза засверкали. Она выпрямилась и с гневным движением подошла прямо к старику, изумленному такою смелостью. Он привык встречать в ней беспрекословную покорность его железной воле.

— Я хочу знать…— начала она.

— Знать… но что? — сказал он ледяным тоном.

— Что сталось с Константином?

— Он в России и по-прежнему не оставляет своего полка.

Но молодая женщина не поверила этому ответу.

— О, — проговорила она. — Вы лжете! Когда же будет конец моим страданиям, батюшка? Неужели вы не возвратите меня к мужу и не отдадите мне моего ребенка?

Старик пожал плечами и ничего не ответил.

— Батюшка, — сказала она умоляющим голосом, — неужели в вас нет жалости? Неужели вас до такой степени ослепляет семейная вражда и застарелая, смешная в наш век, ненависть?

Старик все молчал и ходил по комнате, наконец он остановился и тихо сказал:

— Дочь моя!..

— Я больше вам не дочь, а ваша жертва, а вы мой палач.

— Берегитесь!

Но она громко крикнула:

— Где Константин?

— Вы этого не узнаете.

— Что вы сделали с моим ребенком?

— Он умер.

— Вы опять лжете! — вскрикнула она. Старик только пожал плечами.

— У вас расстроены нервы, — сказал он, — вам бы следовало напиться чаю и лечь в постель.

С этими словами он вышел, сильно хлопнув дверью.

Прошло несколько минут, молодая женщина снова опустилась на кушетку и залилась слезами, ломая себе в отчаянии руки.

Но дверь снова отворилась, и на этот раз в комнату вошел человек лет сорока, с неприятной и зловещей наружностью.

Это был один из лакеев, приехавших с таинственными обитателями виллы.

Он нес на подносе чай.

Молодая женщина посмотрела на него, и вдруг в голове ее сверкнула молнией какая-то мысль.

— О, я заставлю говорить хоть этого!

Слуга поставил чай на столик перед молодой женщиной и хотел уже уйти, но она остановила его.