Опускается ночь

Этторе все ближе и ближе подкрадывается к мужчинам, колющим камень. Он бросает вороватый взгляд на смотрителя, желая убедиться, что тот за ним не следит. Они работают в массерии Татео, и смотрителя зовут Людо Мандзо, во всей Джое его ненавидят и боятся за жестокость, деспотизм и страшную ненависть к джорнатари, которую может испытывать лишь тот, кто сам побывал в их шкуре и готов на все, чтобы не оказаться в ней снова. Самое большое наказание для людей – лишиться работы. Они должны работать, чтобы не умереть с голоду, а Людо Мандзо выгоняет батраков за малейшую провинность: за любым промедлением или выражением неудовольствия следует знакомый окрик, звенящий у всех в ушах: «Здесь нет работы для неблагодарных кафони». Кафони означает неотесанный мужлан, деревенщина, ничтожество. Иногда их бьют или охаживают кнутом. Но больше всех Людо боятся мальчишки. К ним он особенно придирчив и вовсю дает волю своей злобе. Кажется, что Людо радуется, замечая какой-нибудь проступок, ведь у него появляется повод обрушить на несчастного кару. Наверное, так он разгоняет скуку. Люди шепчутся, что он продал душу дьяволу в обмен на легкую жизнь. День тянется нестерпимо долго для одиннадцатилетнего мальчика, часы кажутся томительно длинными, а минуты и вовсе растягиваются в бесконечность, и Этторе продвигается к недавно расколотому камню, превращая выдергивание сорняков в своего рода игру и высматривая целые раковины, только что явившиеся из земли на свет божий. Если он заметит раковины в камнях, которые может незаметно свистнуть, он заберет их домой для своей коллекции. Раз или два Валерио пытался высвободить для него ракушки из туфа, но они всегда раскалывались.

Вдруг воздух начинает дрожать от дождевых капель. Люди, коловшие камень и занимавшиеся прополкой, останавливаются и поднимают лица к небу. Но за этими несколькими каплями ничего не следует.

– Вам платят не за то, чтобы вы наблюдали за погодой, дурачье, – кричит на них Людо Мандзо.

Все, как один, возвращаются к работе. Все, кроме Этторе. Вот там, всего в нескольких метрах, лежит прекрасный образец. Раковина гребешка размером с его ладонь, повернутая вверх, словно чаша. Омытая каплями дождя, она приобрела тот темный цвет, который, наверное, когда-то имела. Она находится как раз в таком куске туфа, который он мог бы утащить, завернув в кепку. Этторе подбирается к камню и запускает под него пальцы, приподнимая, чтобы определить вес. Едва ли ему удастся пронести такую тяжесть, и он раздумывает, не стоит ли попросить Валерио обрубить камень по краям, но отец не станет заниматься этим под бдительным оком Людо; или же лучше вернуться за раковиной позже, если припрятать ее сейчас; или все-таки взять в надежде на удачу.

– Этторе, что ты делаешь? Ты спятил? – раздается громкий шепот Пино над его ухом.

Этторе в тревоге вскакивает, ударяя макушкой Пино по подбородку, так что оба морщатся.

– Матерь Божья, Пино! Не подкрадывайся ты так!

– Я просто не хотел, чтобы Мандзо тебя засек! Что ты делаешь? О… только не ракушка… Она отличная, – признает он, подползая. – Но сколько еще тебе нужно?

– Они мне нравятся, – бормочет Этторе.

Он пожимает плечами, и друг смотрит на него, склонив голову набок, так что под подбородком у него образуется круглая складочка. Вопреки всякой логике, Пино в свои одиннадцать довольно пухленький. Все соседи рады потрепать его по щекам, говоря, что ему повезло с ангелом-хранителем, который, должно быть, кормит его медом во сне. Они лохматят его волосы, если только он не брит из-за вшей, в надежде, что удача перейдет на них и их худых, рахитичных детей.

Пино встает, хватает Этторе за рукав и тянет назад. Они проходят несколько шагов, затем нагибаются и начинают выдергивать чертополох с показным усердием. Этторе оглядывается на камень, стараясь заметить место на будущее.

– Давай же! Этторе, пожалуйста! – умоляет Пино.

Они все боятся Людо Мандзо, но Пино боится его больше других, поскольку Людо ненавидит его лютой ненавистью. То ли за улыбчивость и веселый смех там, где другие едва кривят губы, то ли за круглые щеки и сытый вид, хотя Пино голоден не меньше остальных. А может, за то, что никакая жестокость не способна выбить из парнишки жизнерадостность. Он быстро забывает обиды и вновь начинает улыбаться как ни в чем не бывало.

– Ладно, ладно, идем!

Этторе бросает взгляд в сторону смотрителей и видит, что все они внимательно наблюдают за ними. Трое, включая Людо, сидят верхом на поджарых лошадях. Они на дальнем конце поля, и Этторе не может разглядеть выражение лиц, но чувствует на себе их взгляды, и от страха у него слабеют колени. Он съеживается, ему хочется исчезнуть с глаз долой, он хватается за сорняки и принимается выдирать их с лихорадочной скоростью, пихая в холщовый мешок.