Оптинские были. Очерки и рассказы из истории Введенской Оптиной Пустыни

В мае 1923 года по требованию Калужского губисполкома оптинские монахи должны были покинуть пределы губернии и возвратиться каждый на место своего рождения. Находившиеся в Козельске иноки во главе с архимандритом Исаакием написали общее заявление с просьбой отменить это требование, так как в родных местах у них не осталось никого за давностью времени. Написал бумагу в таком же духе и владыка Михей. «Когда ликвидировалась Оптина Пустынь, – писал он, – тогда мне, проживавшему там на покое, предложили уехать оттуда, и я поселился в деревне Морозово Козельского уезда, у дальней родственницы своей покойной жены. Будучи преклонного возраста, мне 73 года от роду, и страдая грудной жабой и астмой с пороком сердца, а также геморроем при сильных кровоизлияниях, я не только не способен к переездам, но даже не могу обходиться без посторонней помощи. 18-го сего мая ко мне пришел председатель исполкома и потребовал, чтобы я в 24 часа уехал на родину в Петроград. Я указал ему, что при своей болезни и возрасте, а кроме того, не имея совершенно средств, я этого исполнить не могу да к тому же, с малолетнего возраста уехавши из Петрограда, не имею там никого, кто взял бы меня на жительство и прокормление, тем более что нуждаюсь еще в особом уходе за собой. На это заявление получил категорический ответ, что это его не касается. Тогда я обратился с письменным заявлением к Козельскому исполкому, но и там мне дали только отсрочку до 30 мая, после которой все же предписали уехать. 22 мая опять приходил председатель Хотинского исполкома и требовал немедленного выезда, грозя, если я не исполню его распоряжения, арестовать меня. Мне ничего не оставалось отвечать, как только просить дать средств на выезд и указать, где меня примут на жительство и прокормление, причем я просил объявить мне наконец, откуда и какое распоряжение он получил выселять меня из деревни Морозово. Тогда только мне было прочитано решение выездной сессии суда о выселении всех монахов из Калужской губернии. Я был поражен таким определением суда, так как никакого суда надо мной не было и никакого решения его не было объявлено; если бы было такое постановление суда, то оно, по закону, должно было быть объявлено подсудимым, но ничего такого не было никому объявлено, и мы не могли его обжаловать… Я решительно не знаю, куда мне деться и какие гарантии, что меня и в дальнейшем не будут гнать?»

Владыку Михея оставили в покое. Высылка монахов не удалась, но вскоре власти другими способами добились своего, вырывая из среды монашества то одного, то другого, а то и несколько человек сразу, арестовывая, ссылая в лагеря и на поселение на окраины России, не только на Север, но и в Среднюю Азию. Начались и расстрелы. Безбожная власть чем больше укреплялась, тем более свирепела.

Владыка Михей скончался 3/16 февраля 1931 года, в день святых праведных Симеона и Анны, и был похоронен на Пятницком кладбище Козельска. На погребение никто из епископов приехать не смог, оно было самым скромным. Могила его сохранилась до наших дней. В далекой северной ссылке, в деревеньке под городом Пинегой, умиравший от туберкулеза иеромонах Никон, ныне преподобный, узнав о кончине владыки Михея, поскорбел и вознес под северным небом молитву об упокоении его души. Владыка Михей был членом Оптинского братства – здесь начал монашеский путь, здесь и закончил.

ЖИЗНЬ И ТРУДЫ ИЕРОМОНАХА АЛЕКСИЯ (из Оптинского Патерика)

Богослужение еще совершается, и паломников много, даже из отдаленных мест, – из Орла, Тулы, Курска, из Москвы, из разных малых городов, сел и деревень разоряемой России. Старцы Анатолий и Нектарий, невзирая на трудности, принимают людей, которые приходят за духовной, а то и телесной помощью. Вот монахов в обители стало меньше – многих рясофорных и послушников взяли на военную службу, человек сто отправили в Калугу на какие-то общие работы. Гостиницы отобрали, – в одной приют для беспризорников, в другой красноармейцы, в третьей богадельня. Многие келлии заняты солдатами, и запах ладана заменился там зловонием самогона, табака… По территории расхаживает опоясанный ремнями, увешанный гранатами и с маузером на бедре «комендант» Оптиной из козельских милиционеров. Для него это уже не монастырь, а поселок «Оптино» с двумя «организациями» – племенным рассадником крупного рогатого скота и музеем «Оптина Пустынь» с библиотекой. Рассадник, бывший все-таки полезным для всей губернии, так как трудившиеся в нем монахи работали на совесть, разваливается, так как власти выживают оттуда именно монахов, заменяя их пролетариями, то есть бродягами и забулдыгами.

Музей же, подчиненный с самого начала московскому учреждению «Главнаука», где еще держались у руля интеллигентные люди, только складывался, и, как казалось, прочно, всерьез.