Оптинки. Записки экскурсовода

И как-то всё накопилось, навязло, усталость какая-то навалилась, уныние. Стал думать, куда бы съездить в воскресенье. Придумал: много лет не был в городе детства. Покопался в интернете, позвонил в турбюро. И вот – сбылась мечта идиота: едет неизвестно зачем и неизвестно к кому.

Как верно сказал Исикава Такубоку:

Не знаю отчего,
Я так мечтал
На поезде поехать.
Вот ― с поезда сошел,
И некуда идти.

Зачем ему это возвращение в прошлое, к людям, которых давно нет, в город, где никто не ждёт? Ещё вдобавок оказалось, что попал не в туристическую фирму, а в паломническую службу, и поездка – паломническая, с заездом в Прыски и в Оптину пустынь. Не то чтобы он был неверующим, нет, носил крестик всю жизнь, даже когда давным-давно учился на оборонной специальности, а тогда это было небезопасным.

Но в паломническую поездку, по его представлениям, нужно было готовиться как-то заранее… А тут – он представлял, что просто приедет в Калугу, пройдёт по старинному городу своего детства. Дом бабушки стоял на улице, где жил Циолковский. Космос – это интересно, можно сходить в музей космоса. А теперь ему предстояла совсем другая программа. Выглядело это так, как будто вмешался кто-то и властной рукой посадил его в этот паломнический автобус. А зачем?

Автобус мягко затормозил, экскурсовод объявила: «Прыски, храм».

Ливень сменился моросящим дождиком, Игорь на негнущихся от дальней дороги ногах проковылял к выходу. Нижние Прыски. Зашли в белоснежный храм. Игорь слышал обрывки рассказа экскурсовода: «Храм Спаса Преображения, год постройки 1781-й. Храм из красного кирпича, оштукатурен и побелен, толщина стен больше метра. Под полом храма сложена огромная печь. На ее нагрев уходило по одному кубометру дров. Но зато в специально проложенных дымоходах тепло сохранялось целую неделю, а теплый пол создавал уют и обеспечивал сохранность икон и настенных росписей…» Вышел отец Леонтий, старенький, радостный, всех благословил. Внимательно и как-то по-особенному посмотрел почему-то на Игоря, а может, это ему показалось, что по-особенному, благословил: «Помоги Господи!»

Игорь медленно зашёл в тёплый тихий полумрак храма, и на него напало странное оцепенение. Он ведь был здесь! Точно был! Игорь узнал этот храм: здесь отпевали калужскую бабушку. Это было так давно, целая жизнь прошла, а кажется, происходило вчера, нет, сегодня, сейчас. И если он немного повернётся, встанет чуть боком ― нужно смотреть не прямо, а чуть вскользь, боковым зрением, ― он снова увидит всех родных, чёрные платки, непокрытые склонённые головы мужчин и светлое, умиротворённое лицо бабушки. Время остановится, потечёт вспять, густо пахнёт ладаном, и потянется лёгкий дымок от кадила, и он услышит плач и протяжное, берущее за душу: «Со святыми упокой, Христе, души раб Твоих, идеже несть болезнь, ни печаль, ни воздыхание…»

Переживание было таким острым, ярким, что вышел Игорь из храма потрясённым. Он ехал в автобусе, а перед ним плыли лица со старинных фотографий, мелькали обрывки воспоминаний. Всё, что когда-то рассказывали ему, ещё маленькому, об истории семьи, его рода, всё, что казалось безнадёжно забытым, погребённым под грудой камней, огромных булыжников всех этих многочисленных событий его уже такой долгой жизни – крупных передряг, сильных переживаний, и житейских мелочных дрязг. И вдруг вся эта неподъёмная груда камней оказалась сметённой в один миг.

Он смотрел в окно, и ему казалось, что видит деда, о котором рассказывала бабушка, то есть бабушкиного деда, его прапрадеда, мужчину крупного, крепкого, сильного, с обычным русским лицом, русыми волосами и добрыми глазами. Он отслужил при Николае I двадцать пять лет за веру, царя и Отечество, был пожалован за безукоризненную службу целковыми, которых хватило на строительство дома в Калуге. А здоровья и душевно-телесной крепости прапрадеда хватило на то, чтобы в возрасте почти пятидесяти стать купцом первой гильдии, жениться на молодой, которая в нём души не чаяла, родить с ней семерых детей, всех обеспечить, вывести в люди.

Умер дед в возрасте восьмидесяти лет быстро и легко, никому не пришлось возиться с немощным стариком. Потому что немощным стариком он не стал. А умер от пневмонии: шёл с обозом, который провалился в Оку. Вытаскивал лошадей и товар, вытащил, но простудился – и, ушёл, напутствуемый священником, оплакиваемый всей своей дружной и любящей его семьёй.

Как ты там, дед? Сила твоя, воля к жизни пустила крепкие сильные ветви рода, а он, Игорь, таков ли? Нет, пожалуй. Слабая веточка, на ветру дрожащая. В чём искать опору? Слабые ветки в корнях опору ищут. Эх, дед, дед! Помолись за своего праправнука, если можешь… Ему твоя молитва сейчас очень бы пригодилась…