Оптимизм – это недостаток информации! Жизненные цитаты, притчи и афоризмы от Фаины Раневской

– У меня украли жемчужное ожерелье!

– Как оно выглядело?

– Как настоящее…

* * *

Мальчик сказал: «Я сержусь на Пушкина, няня ему рассказала сказки, а он их записал и выдал за свои».

– Прелесть! – передавала услышанное Раневская. После глубокого вздоха последовало продолжение: – Но боюсь, что мальчик все же полный идиот.

* * *

После вечернего чтения Эрзац-внук спросил Раневскую:

– А как Красная Шапочка узнала, что на кровати лежит не бабушка, а серый волк?

– Да очень просто: внучка посчитала ноги – волк имеет аж четыре ноги, а бабушка только две. Вот видишь, Лешенька, как важно знать арифметику!

* * *

– Какие, по вашему мнению, женщины склонны к большей верности – брюнетки или блондинки?

Не задумываясь, Раневская ответила:

– Седые!

* * *

– Страшно грустна моя жизнь. А вы хотите, чтобы я воткнула в жопу куст сирени и делала перед вами стриптиз.

* * *

– Я провинциальная актриса. Где я только ни служила! Только в городе Вездесранске не служила!..

* * *

В свое время именно Эйзенштейн дал застенчивой, заикающейся дебютантке, только появившейся на «Мосфильме», совет, который оказал значительное влияние на ее жизнь. «Фаина, – сказал Эйзенштейн, – ты погибнешь, если не научишься требовать к себе внимания, заставлять людей подчиняться твоей воле. Ты погибнешь, и актриса из тебя не получится!»

Вскоре Раневская продемонстрировала наставнику, что кое-чему научилась. Узнав, что ее не утвердили на роль в «Иване Грозном», она пришла в негодование и на чей-то вопрос о съемках этого фильма крикнула: «Лучше я буду продавать кожу с жопы, чем сниматься у Эйзенштейна!» Автору «Броненосца» незамедлительно донесли, и он отбил из Алма-Аты восторженную телеграмму: «Как идет продажа?»

* * *

– Как жизнь, Фаина Георгиевна?

– Я вам еще в прошлом году говорила, что говно. Но тогда это был марципанчик.

* * *

Подводя итоги, Раневская говорила:

– Я родилась недовыявленной и ухожу из жизни недопоказанной. Я недо…

* * *

– Всю свою жизнь я проплавала в унитазе стилем баттерфляй.

* * *

– Успех – единственный непростительный грех по отношению к своему близкому.

* * *

– У нее не лицо, а копыто, – говорила об одной актрисе Раневская.

* * *

– Смесь степного колокольчика с гремучей змеей, – говорила она о другой.

* * *

О коллегах-артистах:

– У этой актрисы жопа висит и болтается, как сумка у гусара.

* * *

– У него голос – будто в цинковое ведро ссыт.

* * *

Главный художник «Моссовета» Александр Васильев характеризовался Раневской так: «Человек с уксусным голосом».

* * *

Об одном режиссере:

– Он умрет от расширения фантазии.

* * *

Раневская о проходящей даме: – Такая задница называется «жопа-игрунья».

* * *

А о другой: «С такой жопой надо сидеть дома!»

* * *

– Когда нужно пойти на собрание труппы, такое чувство, что сейчас предстоит дегустация меда с касторкой.

* * *

– Деляги, авантюристы и всякие мелкие жулики пера! Торгуют душой, как пуговицами.

* * *

Раневская всю жизнь мечтала о настоящей роли. Говорила, что научилась играть только в старости. Все годы копила умение видеть и отражать, понимать и чувствовать, но чем тверже овладевала грустной наукой существования, тем очевиднее становилась невозможность полной самореализации на сцене. Оказалось, нет для нее ни Роли, ни Режиссера. Роль не придумали. Режиссер не родился.

* * *

Раневская хотела попасть в труппу Художественного театра.

Качалов устроил встречу с Немировичем-Данченченко. Волнуясь, она вошла в кабинет. Владимир Иванонович начал беседу – он еще не видел Раневскую на сцене, но о ней хорошо говорят. Надо подумать – не войти ли ей в труппу театра. Раневская вскочила, стала кланяться, благодарить и, волнуясь, забыла имя и отчество мэтра: «Я так тронута, дорогой Василий Степанович!» – холодея произнесла она. «Он как-то странно посмотрел на меня, – рассказывает Раневская, – и я выбежала из кабинета, не простившись». Рассказала в слезах все Качалову. Он растерялся – но опять пошел к Немировичу с просьбой принять Раневскую вторично. «Нет, Василий Иванович, – сказал Немирович, – и не просите; она, извините, ненормальная. Я ее боюсь».

* * *

– Фаина Георгиевна! Галя Волчек поставила «Вишневый сад».

– Боже мой, какой ужас! Она продаст его в первом действии.

* * *

– У Юрского течка на профессию режиссера. Хотя актер он замечательный.

* * *

– Ну и лица мне попадаются, не лица, а личное оскорбление! В театр вхожу как в мусоропровод: фальшь, жестокость, лицемерие. Ни одного честного слова, ни одного честного глаза! Карьеризм, подлость, алчные старухи!

* * *

…Тошно от театра. Дачный сортир. Обидно кончать свою жизнь в сортире.

* * *

«…Перестала думать о публике и сразу потеряла стыд. А может быть, в буквальном смысле «потеряла стыд» – ничего о себе не знаю.

…С упоением била бы морды всем халтурщикам, а терплю. Терплю невежество, терплю вранье, терплю убогое существование полунищенки, терплю и буду терпеть до конца дней.

Терплю даже Завадского».

(Из записной книжки)

* * *