Оптимистка (ЛП)

Я слышу голос Гаса, но не разбираю слов. Он говорит очень громко. Несмотря на внешний вид, Гас совсем не буйный парень. Нужно очень постараться, чтобы он начал ругаться. Но, если он начал... то он начал.

— Гас? Гас, — говорит Келлер, пытаясь вставить хоть слово. — Пожалуйста, могу я кое-что сказать? Буду краток. Извини. Извини, что был груб с тобой. Извини за мое отношение к Кейти. — Он смотрит на меня. — Я очень сожалею. Если бы я мог взять свои слова обратно, то сделал бы это. Чувствую себя полным дерьмом...

Гас обрывает его на полуслове.

— Я знаю. Такого больше не повторится...

Гас опять прерывает его.

— Ты прав. Она не заслуживает такого...

Опять Гас что-то говорит, но уже тише.

Келлер кивает головой, как будто Гас его может видеть.

— Да, я позабочусь о ней. Мы остановимся в доме моих родителей.

Опять Гас.

— Спасибо. До связи, Гас.

Келлер отдает мне телефон.

Почему у меня такое чувство, что мне четырнадцать, и я иду на свое первое свидание? Прикладываю телефон к уху.

— Дружище, или следует говорить Папочка? Я что в пятом классе?

Гас раздражен, но понимает, что неправ.

— Опти, — он замолкает и до меня доносится щелчок зажигалки и глубокий вдох.

— Ты должен бросить. — Не могу сдержать улыбку. Он услышит и расслабится. Я это знаю. Гас тоже не может долго злиться. В этом мы с ним очень похожи.

— Иногда ты сводишь меня с ума. — Гас улыбается. Он не хочет, но ничего не может с собой поделать.

— Я знаю, дружище. Прости, но это одна из прерогатив проживания в своем собственном мире, где светит солнце и сияет радуга.

Он смеется.

— Ты забыла про единорогов.

Я тоже смеюсь.

— Забыла. Спасибо за напоминание. Отлично тебе сегодня выступить, дружище.

— Спасибо, Опти. Хорошего тебе путешествия. Позвони, если что-то будет нужно. Ты знаешь, где меня найти.

— И ты тоже. Люблю тебя, Гас.

— И я тебя люблю.

— По.

— Kа.

Келлер смотрит на меня и качает головой.

— Это самый странный из всех разговоров, которые я слышал.

— Это одна из прерогатив проживания в своем собственном мире, где светит солнце и сияет радуга, — пожимаю плечами и повторяю специально для него.

— И бродят единороги.

На моем лице расплывается улыбка.

— Почему, черт возьми, я постоянно забываю о единорогах?

Келлер смотрит на меня и все веселость исчезает с его лица.

— Гас вроде бы хороший парень.

Я согласно киваю головой.

— Так и есть. Он мой лучший друг. А быть хорошим человеком — это самый первый пункт в cписке «как стать моим лучшим другом».

Уголок его рта приподнимается в улыбке.

— Он немного покровительственно к тебе относится.

— Прости за все это, — пожимая плечами, говорю я. — Судя по тому, что я смогла услышать, он был в образе “Гасу шесть лет”. Ты определенно не захотел бы с ним встретиться, когда ему было восемь-девять. Отца никогда не было рядом, поэтому Гас иногда примеряет на себя эту роль.

Келлер удивленно поднимает брови. "Ты так думаешь?"

— Прости.

Келлер кладет руку мне на колено.

— Мне действительно жаль, Кейти.

Я смотрю на его руку, а потом перевожу взгляд на глаза.

— Я знаю. — С этими словами я беру его за руку, встаю и тяну за собой.

— Пошли.

Мне нужно сменить тему разговора.

Он тоже встает, и я отпускаю его руку.

— Куда мы идем? — спрашивает Келлер.

— Смотреть закат. — Я уже несколько дней не наблюдала, как садится солнце и чувствую, что мне это крайне необходимо.

Мы проходим в другой конец зала и сквозь окна молча наслаждаемся заходом.

К тому моменту, как мы возвращаемся на свои места, нас обоих охватывает умиротворение.

Наш рейс отправляется во время. Не успеваю закрыть глаза, как Келлер уже будит меня, потому что мы приземлились. Даже не думала, что я такая уставшая. Засыпала я, положив голову на его плечо, и, оглядываясь назад, это немного странно, если учесть, что я знала, что меньше чем через час встречусь с его девушкой.

Такси останавливается возле шикарной многоэтажки с явно недешевыми апартаментами. Возможн,о даже тут живет Опра.

— Добрый вечер, мистер Бэнкс, — приветствует Келлера швейцар. Он также официально отвечает ему. Такое ощущение, что мы находимся в параллельной вселенной. По пути нам встречаются деловито спешащие и все как на подбор взволнованные люди, затянутые в костюмы с портфелями в руках. Ничего не имею против. Только никто из них не улыбается. Это грустно. Здесь и сейчас все движется и живет... вот только жизни нет. Это различие ощущается очень остро.

Мы поднимаемся на лифте на тридцать второй этаж сорокаэтажного здания.

— Твои родители всегда тут жили?

Келлер явно нервничает.

— Да. Тридцать лет. Я вырос тут.

Так и хочется сказать, что мне очень жаль, потому что менее приветливой обстановки для детей я не встречала. Но не мне судить. Стоит притормозить и отнестись ко всему непредвзято.

— И как это было?

Мы выходим из лифта и оказываемся в холле c белыми мраморными полами и стенами из красного дерева. Рядом с единственной дверью находится античный резной столик, на котором стоит ваза с большим букетом свежих цветов. Келлер достает из кармана джинсов ключ и оглядывается, перед тем как вставить его в замок.

— Ты скоро это узнаешь.