Оптимистка (ЛП)

— Мне нужно написать сочинение о любом герое из книги. Цель задания: научить нас это делать убедительно. В первой части нужно заставить читателя поверить в положительные качества героя, во второй — в отрицательные по тем же самым причинам. Что-то наподобие адвоката дьявола. Все зависит от того с какой точки зрения посмотреть.

Мне нравится, что Келлер никуда не торопится, что он слушает меня, а не просто делает вид. Он присутствует. И так каждый раз, когда я разговариваю с ним. Люди очень редко делают это. Он гладит пальцами явно, небритый несколько дней, подбородок.

— Гм, интересно. Есть где развернуться. И о каком герое ты собираешься писать?

— А кого бы выбрал ты? — Отличная возможность взглянуть на него с еще неведомой мне стороны. Келлер — книжный червь даже еще сексуальнее, чем обычный Келлер. А обычный Келлер очень, очень сексуальный.

Он выгибает бровь.

— Это твое задание, сначала ты скажи мне, а потом я тебе.

— Сидней Картон.

— Почему? — произносит он низким, мягким голосом, вызывающим желание говорить без остановки. Этот голос вытягивает из меня всю необходимую информацию с невероятной легкостью.

— Потому что, он задница.

Келлер смеется.

— Все понятно.

— Что? Так оно и есть.

— Я не спорю. И? — Он опять подталкивает меня говорить.

— И... поэтому он мне понравился. Он полон пороков. Но знаешь, из всех героев он был и самым человечным. Люди делают ошибки, поэтому ему я верю больше всего. А еще он чертовски сообразительный. Никогда не думала, что юристы могут быть такими сексуальными, но теперь поняла, что что-то упустила в жизни. Я типа влюбилась в него.

Он ухмыляется на последней фразе.

— Иронично.

— Чего?

Все с той же дьявольской ухмылкой Келлер качает головой.

—Ничего. Думаешь, сможешь эффективно представить обе стороны Сиднея?

Пожимаю плечами.

— Конечно. Я всегда воспринимаю человека как одно целое, со всеми его хорошими и плохими сторонами… Я все вижу, но стараюсь, чтобы это не влияло на мое суждение о человеке. Люди — сложные существа, так же как и сама жизнь.

На какой-то момент в глазах Келлера появляется отсутствующее выражение, но оно исчезает так же быстро, как и появляется.

— Очень важно, чтобы ты дочитала книгу до того, как начнешь писать сочинение. Не хочу раскрывать интригу, но вполне возможно, что ты по-другому посмотришь на него, закончив ее.

Я сижу в пол-оборота к Келлеру, нога согнута в колене и лежит на маленькой подушечке. Моя голень касается его бедра.

— Так и сделаю. — Слегка толкаю его колено ногой. — Так, что насчет тебя, Профессор Бэнкс? Какого героя выбрал бы ты?

— Тоже Сиднея. Вопреки всему, он изумителен. — Он выгибает бровь. — Как бы странно это ни звучало. Меня всегда интриговало то, что он делает в конце книги. То, что заставляет его это делать. Наверное, какое-то очень сильное чувство.

Мои брови поднимаются под стать его.

— Дружище, ты возбудил мое любопытство.

— Ты можешь пожалеть об этом, — говорит он, как будто предупреждая.

— Не могу не спросить. Ты специализируешься в английской литературе? Определенно, она тебе нравится.

На его губах появляется полугрустная, полуозорная улыбка.

— Хотел бы... но я готовлюсь к юридической школе.

Прикрываю глаза ладонью, сожалея о своем комментарии по поводу сексуальности юристов. Лучше было бы промолчать по поводу влюбленности в Сиднея Картона.

Келлер смеется и спасает меня от необходимости что-то говорить, задав вопрос о моей специализации.

С облегчением убираю ладонь с глаз.

— Специальное образование.

Он кивает.

— Хорошо. Только, наверное, тебе стоит выбросить из своего лексикона некоторые словечки, когда станешь преподавателем.

Несмотря на все усилия, краснею.

— Я знаю, дружище. Плохая привычка. Вот, что происходит, когда всю свою жизнь тусуешься с парнями.

Неожиданно позади меня раздается голос, и я в испуге подпрыгиваю на месте.

— Келлер Б, что новенького?

Келлер переводит взгляд на молодого человека, стоящего за креслом. Они оба поднимают подбородки, как это делают парни, когда им слишком тяжело сказать «привет».

— Ничего. — Келлер поворачивается и представляет меня: — Иеремия, это Кейт.

Иеремия лениво протягивает мне руку.

— Как дела, Кейт? — Осмотрев его с головы до ног, я улыбаюсь. Иеремия первый человек в Миннесоте, от вида которого меня пробрала тоска по Калифорнии. В Лос-Анджелесе я бы прошла мимо и даже не обратила бы на него внимания, но здесь он бросается в глаза. У него явно крашеные черные волосы, стрижка под машинку, нависшие над темно-коричневыми глазами веки. Губу и нос украшает пирсинг, а в ушах тоннели. На нем черное шерстяное пальто в стиле эпохи гражданской войны из-под воротника которого виднеется татуировка, заканчивающаяся где-то в районе шеи.

На костяшках пальцев татуировки в виде букв, но я не могу прочитать, что они означают. Его черные джинсы заправлены в высокие черные зашнурованные солдатские бутсы.

— Привет, Иеремия. Отличное пальтишко, приятель.

Судя по его улыбке, он удивлен комплименту.

— Спасибо. — Его взгляд возвращается к Келлеру. — Ты собираешься сегодня на концерт «Reign» в Милуоки?