Читаем Оптимистка. Дневники. полностью

Думаю, следует немного пояснить. Александр Корнеев, третьекурсник, негласно признанный королем универа. Он был богат, красив, знаменит и обаятелен настолько, что не только женщины любых возрастов падали к его ногам, но и мужчины испытывали необъяснимую симпатию. Высокий блондин с непокорной гривой белокурых волос, касающихся воротника рубашки, неизменно приковывал внимание, где бы ни появлялся. Его отец обладал нехилой властью в высших кругах, являлся политиком, и, хотя покинул высокую должность, находился в фаворе у нынешнего правительства, а потому пользовался вниманием и почитанием и сейчас. Видный седовласый мужчина передал немалую харизму своему сыну, а тот довел умение манипулировать людьми до уровня мастера.

Корнеев, точнее Алекс, как называли его все и вся, был абсолютно уверен в своем превосходстве над остальными людьми, как физическом, так и интеллектуальном. Пожалуй, с ним можно согласиться. По крайней мере, ни его свита, ни собеседники никогда не замечали презрения, тонкой струйкой сочившегося из всех его слов и взглядов. Наверное, вблизи людей просто ослепляло его обаяние, мне же довелось наблюдать издалека.

Парень шел по коридору с нетерпеливой миной на лице и взглядом, явно выражающем девиз его жизни: «все кругом мне должны!».

- Алекс, -с облегчением и весьма ощутимым уважением, даже почитанием, приветствовал некоронованного короля приставучий шатен из его свиты, который последние пять минут назойливо действовал мне на нервы.

Король не удостоил ни ответом, ни взглядом своего подданного, а сразу встал передо мной.

Ну… да, красив, ничего не скажешь. Возвышался надо мной сантиметров на пятнадцать. К счастью, моя обычная любовь к высоким блондинам в данном случае предпочитала не показываться. Я слишком уважаю себя, чтобы влюбиться в морального урода, как делала это половина универа. Женская половина.

- Ты -Федорова?

- Я Хельга.

Мне кажется, или это недоумение мелькнуло на его лице?

- Так ты не Федорова?

- Так я Хельга.

- Она не Федорова! -сделал вывод Алекс, поворачиваясь к своему посланнику с выражением гнева на высокоблагородной физиономии. - Ты кого мне нашел?!

- Да она сама сказала, что Федорова!

Две мины повернулись ко мне. Пришлось кивнуть.

- Хельга Федорова.

- Так ты все-таки Федорова!

Желание закрыть дверь и прекратить пустой разговор стократно усилилось.

- Гениально.

Алекс пристально смотрел на меня, но, вероятно, признаков сарказма или иронии заметить не удалось. Не там смотрел, придурок.

- Ты должна…

Властный тон, стандартный взгляд, начало его речи - мне хватило.

- Я ничего. Тебе. Не должна.

Не выдержала и все-таки захлопнула дверь. Достал.

Может, стучали еще, но я включила музыку в наушниках и ровным счетом ничего не слышала.

Что- то «Изумрудное» прочитала мгновенно, даже запомнила имя главного героя -Николас. Наверное, совсем из-за другого мужчины, героя Джудит Макнот из серии «Уэстморленды». Был там Ники… Уже даже не помню, как правильно писалась его фамилия, но он был другом сначала Уитни, потом Шеридан, ну а затем женился на Джулиане. Ники Дювиль. Какой персонаж!

А вот «Пурпурная леди» упорно не «идет». Самое обидное, это последняя книга Ли, которая осталась нечитанной. И не хочется почему-то читать. Ну да и ладно, начну фэнтези. Что-то про эльфов. Но потом.

Сочинение написалось быстро, часов в девять я поужинала и почитала лекции по урокам на послезавтра. Все просто и понятно, даже учить не придется. Хорошо. Позвонила маме, поболтали немного, заверила, что у меня все хорошо, потом неловко поговорила с отцом и отключилась.

Своего отца я очень люблю и искренне надеюсь, что он знает это. Беда в том, что я плохо выражаю свои чувства. С мамой проще, время от времени хоть могу прямо сказать: «Я тебя люблю». А вот папе не могу. Не знаю почему. Даже разговаривать мне с ним трудно. Думаю, потому что не о чем. Матери могу описать в подробностях, что делала сегодня, поделиться мыслями и сплетнями, о своей писанине немножко рассказать. А отцу… не могу. Потому что понимаю - ему неинтересно. Мы из разных миров: он, привыкший к физическому труду, и я, которой тот недоступен. В семье я считаюсь лентяйкой. Причин оспаривать это нет. Во мне живет страх, страх, заложенный на уровне инстинктов: чуть больше похожу, потом буду расплачиваться. Теперь, даже когда у меня ничего не болит, стараюсь двигаться как можно меньше. Да вы и сами поняли, что мой день проходит в универе и за компьютером. Последние пять лет школы я так же жила. Почти ни в чем не помогала. Неудивительно, что вся семья, включая бабушку и дядю с маминой стороны - родни, более близкой мне, чем со стороны отца, - считают меня эгоисткой и лентяйкой. Да, я живу для себя и не скрываю этого. Но старость своим родным я обеспечу.

Посидела еще немного в инете, поглядела пару серий «Развилки фортуны» и отправилась спать.

1. Список книг и фильмов, упоминаемых в романе, смотрите в конце романа.

Перейти на страницу:

Все книги серии Дневники

Дневники: 1925–1930
Дневники: 1925–1930

Годы, которые охватывает третий том дневников, – самый плодотворный период жизни Вирджинии Вулф. Именно в это время она создает один из своих шедевров, «На маяк», и первый набросок романа «Волны», а также публикует «Миссис Дэллоуэй», «Орландо» и знаменитое эссе «Своя комната».Как автор дневников Вирджиния раскрывает все аспекты своей жизни, от бытовых и социальных мелочей до более сложной темы ее любви к Вите Сэквилл-Уэст или, в конце тома, любви Этель Смит к ней. Она делится и другими интимными размышлениями: о браке и деторождении, о смерти, о выборе одежды, о тайнах своего разума. Время от времени Вирджиния обращается к хронике, описывая, например, Всеобщую забастовку, а также делает зарисовки портретов Томаса Харди, Джорджа Мура, У.Б. Йейтса и Эдит Ситуэлл.Впервые на русском языке.

Вирджиния Вулф

Биографии и Мемуары / Публицистика / Документальное
Дневники: 1920–1924
Дневники: 1920–1924

Годы, которые охватывает второй том дневников, были решающим периодом в становлении Вирджинии Вулф как писательницы. В романе «Комната Джейкоба» она еще больше углубилась в свой новый подход к написанию прозы, что в итоге позволило ей создать один из шедевров литературы – «Миссис Дэллоуэй». Параллельно Вирджиния писала серию критических эссе для сборника «Обыкновенный читатель». Кроме того, в 1920–1924 гг. она опубликовала более сотни статей и рецензий.Вирджиния рассказывает о том, каких усилий требует от нее писательство («оно требует напряжения каждого нерва»); размышляет о чувствительности к критике («мне лучше перестать обращать внимание… это порождает дискомфорт»); признается в сильном чувстве соперничества с Кэтрин Мэнсфилд («чем больше ее хвалят, тем больше я убеждаюсь, что она плоха»). После чаепитий Вирджиния записывает слова гостей: Т.С. Элиота, Бертрана Рассела, Литтона Стрэйчи – и описывает свои впечатления от новой подруги Виты Сэквилл-Уэст.Впервые на русском языке.

Вирджиния Вулф

Биографии и Мемуары / Публицистика / Документальное

Похожие книги