Оптимальный вариант

Улица Обезьян, улица Сумерек, улица Памяти. Какие странные названия выбирали эти люди! Или же это изобретение бюро по туризму? Собственно, это не имело значения, ведь он давно заучил свой маршрут и точно знал, куда ему нужно идти. Он не спеша шел через базар мимо связок сабель, корзин с зелеными и оранжевыми орехами, куч сала, серебрящейся на солнце рыбы, мимо кип хлопчатобумажной ткани, выкрашенной во все цвета радуги, мимо групп ухмыляющихся негров, колотящих в барабаны, фокусников и пожирателей огня, мимо человека, неподвижно сидевшего на земле и держащего на поводке гориллу.

Жара была необычной даже для тропиков, как, впрочем, и запахи специй, керосина, древесного угля, растительного масла, навоза, а также звуки - незнакомый говор, скрип водяного колеса, мычание скота, громкий собачий лай, перезвон медных украшений.

Были и другие звуки, которые нельзя было узнать, другие, совершенно непонятные сценки. Человек в черной чалме медленно делал глубокий надрез на бедре мальчика с помощью инкрустированного ножа в то время как наблюдавшая за этим толпа хихикала. Пять мужчин сосредоточенно колотили кулаками по полосе рифленого железа, по их рукам текла кровь. Здесь можно было увидеть человека с голубым камнем в тюрбане, медленно выпускавшего кольца белого дыма.

Но больше всего его пугало головокружение, оно заставляло все кружиться и падать влево, внутри образовалась пустота, как будто он потерял нечто важное и интимное. От бизнеса мало удовольствия, когда чувствуешь себя скверно: надо нанести визит доктору в Сингапуре на следующей неделе, а сейчас нужно идти по улице Воров, улице Смертей, улице Забывчивости - черт побери их претенциозность - вниз по улице Лабиринта, улице Желания, улице Рыбы, улицам Завершенности, Орехов, Двух демонов, лошадей, оставалось лишь несколько кварталов до дома Ахлида.

Ему в рукав вдруг вцепился нищий.

- Самую маленькую монетку, о жалостливый, чтобы я мог прожить еще один день!

- Я никогда не подаю нищим, - сказал толстяк.

- Никогда?

- Да, это вопрос принципа.

- В таком случае возьми вот это, - и нищий сунул в руку толстяка сморщенный плод инжира.

- Зачем ты даешь мне это? - удивился толстяк.

- Это вопрос каприза. Я слишком беден, чтобы иметь принципы.

Толстяк двинулся дальше, зажав в кулаке инжир, не решаясь выбросить его, пока нищий мог его видеть, голова у него кружилась, начали дрожать ноги.

Он проходил мимо будки предсказателей судьбы. Дорогу ему преградила древняя старуха.

- Узнай свою судьбу, о господин! Узнай, что с тобой будет!

- Я никогда не позволяю предсказывать свою судьбу, - сказал толстяк. - Это вопрос принципа. Но тут он вспомнил нищего. - Кроме того, я не могу себе это позволить.

- Твоя цена в твоей руке! - сказала старуха. Она вынула инжир из руки толстяка и провела его в будку. Она встряхнула медный сосуд и высыпала его содержимое на прилавок. В сосуде было около тридцати монет разнообразной формы, цвета и размера. Она внимательно посмотрела на них, затем взглянула на толстяка.

- Я предвижу надвигающиеся перемены, - сказала она. - Я вижу сопротивление, затем уступку, потом поражение и победу. Я вижу завершение и вновь начало.

- Ты можешь говорить более понятно? - спросил толстяк. Лоб и щеки его горели. В горле пересохло, и было трудно глотать.

- Разумеется, могу, - ответила старуха. - Но я не стану этого делать, ведь жалость - это добродетель, а ты мне нравишься.

Она внезапно отвернулась от него. Толстяк взял с прилавка небольшую монету из кованого железа и вышел.

Улица Начал. Улица Слоновой кости...

Его остановила женщина. Нельзя было сказать, была ли она молодая или старая. У нее были резкие черты лица, темные глаза обведены сурьмой, губы ярко накрашены охрой.

- Дорогой мой, - сказала она, - моя полная луна, моя пальма! Цена ничтожна, а удовольствие незабываемо.

- Я так не думаю, - ответил толстяк.

- Подумай об удовольствии, мой любимый, об удовольствии!

И действительно, как это ни было странно, толстяк подумал, что ему и вправду доставило бы удовольствие общение с этой грязной, болезненного вида женщиной с улицы, удовольствие большее, чем все заранее известные и стерильно чистые отношения прошлого. Вспышка романтических чувств! Но об этом не могло быть и речи, здесь процветал сифилис, и у него не было времени, ему нельзя было останавливаться.

- Как нибудь в другой раз, - сказал он.

- Увы! другого раза может не быть.

- Кто знает?

Она посмотрела ему в глаза.

- Иногда можно знать. Этого никогда не будет.

- Возьми это, чтобы помнить обо мне, - сказал толстяк и сунул ей в руку монету.

- Ты поступил очень мудро, заплатив мне, - сказала она. - Ты сам скоро увидишь, что ты купил.

Толстяк повернулся и пошел вниз по улице. Все его суставы болели, было ясно, что он заболел. Улица Лезвий, улица Конца и вот, наконец, дом купца Ахлида.

73