– И когда же остров переименовали?
– В тысяча восемьсот пятьдесят шестом году. С тех пор он зовется Тасманией. Последний коренной житель острова умер в тысяча восемьсот семьдесят шестом году. Большинство населения – англосаксы. Говорят, у нас можно встретить деревни и городки, типичные для Англии восемнадцатого и девятнадцатого веков и лучше сохранившиеся, чем в самой Англии. То есть если хочешь перенестись в аутентичную Англию восемнадцатого века, поезжай на Тасманию.
– А сейчас ты увидишь Данию конца восемнадцатого века – мы въезжаем в Оденсе, – торжественно оповестил Ларс.
Они подъехали к кварталу, сплошь состоявшему из очень низеньких разноцветных домиков – желтых, зеленых, розовых под ярко-красными черепичными крышами. Их чисто вымытые окна сверкали на солнце, а на подоконниках цвела герань.
– Говорят, что в одном из таких домиков и родился Андерсен, – объяснил Ларс. – Но, в каком точно, доподлинно неизвестно. А вот и посвященный ему музей. Снаружи он кажется тоже маленьким, но внутри это огромное помещение. Скорее, современный научно-исследовательский центр. Здесь представлены все книги Андерсена, изданные в разных странах, его прижизненные издания и разнообразные научные труды, посвященные его творчеству. Собраны предметы его быта, и эта коллекция, к нашему счастью, постоянно пополняется. Воссоздана даже в мельчайших деталях та комната, где он умирал. Не удивляйся, если ты увидишь веревку, которую сказочник всегда брал с собой в путешествия. Он очень боялся пожаров и считал, что в случае чего сможет спастись от пожара, спустившись из горящего помещения на веревке. Знаешь, ведь Андерсен был очень одиноким человеком. А сами его сказки предназначены скорее не для детей, которых он не очень-то и любил, а для взрослых.
– Да, я знаю. – Маргарет тряхнула непокорной гривой темно-рыжих волос. – Но не хочу в это верить. И вот парадокс – дети всего мира обожают сказки Андерсена и его самого. И им не важно, любил ли он их или нет. Когда я была маленькая, то считала Андерсена своим самым лучшим другом. Каждый вечер я слушала его сказки и засыпала под них.
– Пожалуй, ты права: когда любишь кого-то, не так уж и важно, как он к тебе относится. Твоей любви хватит на вас двоих. Хотя… – Ларс судорожно сглотнул, – если ты никогда меня не полюбишь, не знаю, что я буду делать. Ты со мной – и нет человека счастливее меня. А вот ты уедешь…
– Конечно, я уеду, причем очень скоро. Но я обязательно вернусь. – И Маргарет поцеловала его в щеку.
Ларс обнял ее
– Знаешь, я так к тебе привыкла, что тоже не хочу с тобой расставаться, – призналась она. – Прошло всего несколько дней, а ты стал для меня дорогим человеком. Самым дорогим. – Она слегка покраснела.
Глаза Ларса вспыхнули голубым светом.
– Маргарет, если б мы были не в музее, я не знаю, чтоы сделал! Наверное, сжал бы тебя в объятиях и целовал до тех пор, пока бы ты не согласилась бы стать моей!
Румянец на ее щеках стал еще гуще.
– И я, хотя музей замечательный, с удовольствием оказалась бы с тобой на пляже. Ты и я. Одни на всем свете.
– Давай так и сделаем. – Глаза Ларса потемнели от желания. Но постепенно он взял себя в руки и произнес:
– Я обещал тебе быть терпеливым, и свое обещание сдержу. Но, когда ты снова приедешь в Данию, я женюсь на тебе, что бы ни случилось! И тогда берегись – я не буду таким сдержанным пай-мальчиком. Ты увидишь настоящего викинга в порыве безумной страсти.
– А что может случиться? – удивилась Маргарет. – Все будет, как ты захочешь, мой викинг. – И она тесно прижалась к нему.
Наступил вечер, когда молодые люди въехали в Копенгаген. Около дома Йенсенов они не заметили ни души. Ларс немедленно позвонил деду.
– Мы около дома, дед. Здесь все тихо. Маргарет шлет тебе привет. В Оденсе ей очень понравилось. Но она уже скучает по твоей ферме. Просит поцеловать тебя. И Грома – тоже.
Они поднялись в квартиру, и Виви сразу посадила их за стол.
– Я приготовила типичный датский ужин. Пиво – «Туборг», «Карлсберг» и «Факсе» – на выбор а на закуску три вида селедки – соленая, в сладком соусе и копченая. Последняя – с острова Борнхольм. Там ее делают особенно вкусной.
Маргарет попробовала все три вида, но больше всего ей понравилась борнхольмская.
– А хлеб тоже борнхольмский. Он продается не везде, а только в специальной булочной. Пришлось заказать с утра – к вечеру его весь разбирают.
– И хлеб объедение, такой упругий, а пахнет как! – похвалила Маргарет.
В этот вечер она выглядела особенно красивой. Глаза ее сверкали, темно-рыжие волосы отливали золотом.
– Ты отлично загорела на ферме! – отметила Виви.
– Конечно, ведь мы ездили на лошадях, купались в море, загорали… – Вспомнив жаркие поцелуи на песке, она невольно покраснела.
– В общем, хорошо провели время, – заключила Виви, сделав вид, что не заметила ее неожиданного смущения. – А как тебе наш дед?
– О, Улле замечательный! Такой гостеприимный, заботливый, да и готовит прекрасно. И ферма у него тоже образцовая. Лошади такие ухоженные, конюшни чистые. Я каталась на Громе…
– На Громе?! – испугалась Виви. – Но он же такой свирепый!