Опрометчивость

– О, Господи! – пробормотал Дирк, – одна мысль об этом вызывает у меня ужас. – Дирк себя чувствовал особенно паршиво. Лишь только когда они прошли паспортный контроль и таможню, Рори сказал ему, что прятал свою заначку в его багаже. Слава Богу, что их пропустили без особого досмотра, а то бы вместо местной дискотеки ему пришлось бы проводить время в местной тюрьме. Нужно сделать так, чтобы такие вещи больше не повторялись. Если Рори Грант желает возить с собой свой кокаин, то пусть таскает его у себя в заднице.

Рори произвел фурор, как только появился в гостинице. Все сразу же узнали «Челси», его окружили девушки, требуя автографов и поцелуев, что он с удовольствием и раздавал между глотками островного рома. Да, Рори был просто наверху блаженства, изображая из себя звезду. Однако через час ему все это надоело.

– Эй, ребята, пошли, – крикнул он, – пойдем в другое место.

– Он и пьян, и здорово нанюхался, – заметил Дирк, когда они послушно последовали за ним к выходу. Черт подери, он бы с большим удовольствием завалился в гостиницу и поспал, но боялся, что Рори тогда совсем загуляет. Завтра за ним надо будет следить в оба глаза. Ему наплевать, чем Рори занимается в свободное время, но если он приехал сюда работать – то Дирк должен все время быть начеку и знать, где он и чем занимается, иначе они никогда не сделают свое шоу к сроку, а всю вину свалят на него.

Венеция надела простое голубое хлопчатобумажное платье с глубоким вырезом, очень свободное, с широкой юбкой. Казалось, оно сшито для девушки на два размера больше нее, однако, по мнению Фитца, выглядела она прелестно.

– Это платье сшила мне моя сестра, – с гордостью сказала Венеция, – оно немного необычное, но мне нравится – авангардная мода. На нее, конечно, сильное влияние оказал японский стиль, она ведь работала на Мицоко, так что у меня полно платьев-кимоно! Но она действительно очень талантлива. Мама всегда говорила, что в нашей семье Парис – самая способная.

Они сидели за маленьким столиком, на котором горели свечи, в «Багатель Грейт-Хауз», одном из лучших ресторанов острова, толстые каменные стены которого помнили еще колониальные времена, когда это здание было домом плантатора. Выбор сделал сам Фитц в последнюю минуту, и он оказался удачным. Венеция была просто в восторге от этого здания и зала, а он с удовольствием наблюдал за живой сменой выражений на ее лице – она и удивлялась, и радовалась, и почему-то грустила. Ей все хотелось знать, начиная с истории острова и той плантации, что была здесь, до тонкостей местной кухни. Фитц чувствовал себя очень легко и свободно в ее обществе, он даже стал забывать, что она дочь Дженни, поскольку, хотя внешне они были очень похожи, Венеция была совершенно другим человеком по складу характера.

Теперь, когда она заговорила о матери, он сразу припомнил искаженное от боли ее лицо, которое видел на телевизионном экране.

– Как поживают твои сестры? – спросил он.

– Сейчас все хорошо, насколько мне известно. Вы знаете, Парис так старалась, так готовилась к показу своих моделей – она сама придумала каждую модель, она практически даже шила сама, но, насколько я поняла, из-за того, что Мицоко изменил день своего показа, никто не пришел к Парис. А она вбухала туда все свои деньги. Теперь она сама работает манекенщицей. Она ужасно красивая.

– Все свои деньги? – с удивлением спросил Фитц, – должно быть, это – приличная сумма?

Венеция разглядывала свой бокал с вином – при свете свечей вино казалось темно-рубиновым.

– Только десять тысяч долларов. Это все, что у нас было – все, что оставила нам мама.

Фитц был поражен.

– Все, что она вам оставила? Но, Венеция, ведь ваша мать была очень состоятельной женщиной?

Венеция немного смутилась, не надо ей было говорить об этом. Но ведь он же не посторонний человек, он знал Дженни, и он действительно так много сделал для них всех.

– Очевидно, Дженни не очень-то умела обращаться с деньгами. Ее адвокат Стэн Рабин сказал нам, что ничего не осталось. Она вкладывала деньги в собственность, играла на рынке продуктов потребления. Он сказал, что таким образом можно легко все потерять. Сначала мы даже не могли этому поверить, но Билл – Билл Кауфман, который всю жизнь, насколько я помню, был ее агентом и менеджером, говорил, что она тревожилась из-за своей карьеры и что у нее была пара… любовников, которые тянули с нее деньги. Так что, как видите, в конце концов, осталось совсем мало. И я переживала не столько из-за денег, – добавила она, – это было ударом для Парис, поскольку она не могла без них начать свое дело, я же больше всего расстроилась из-за того, что они как бы старались запачкать ее имя. А ведь они считались ее друзьями все эти годы и не сделали, выходит, ничего, чтобы помочь ей. Как вы считаете, разве они не должны были заметить, что происходит неладное?