Полно, истина ли это? Что есть истина о доме: фасад с резными наличниками или курятники на задворках? Что есть истина о художнике; отпечатанное издание или черновые первоначальные наброски? Гоголь каждую страницу переписывал восемь раз. Толстой - тринадцать раз, Ленин черкал свои рукописи в поисках наиболее точного выражения. "Изводишь единого слова ради тысячи тонн словесной руды". А мысли - руда словесной руды, черновик черновика. Слово окончательное изделие, пустая порода остается в черепе. Так нужно ли трезвонить об этой пустой породе, зачем ее обнародовать? Разве пустая порода это истина о стали? Это не истина, папа, не разъяснение, даже не разоблачение, это очернение. Прибор - очернитель изобрел ты, папа.
И стоит ли хранить его на земле, этот прибор, беспощадный и плохих руках небезвредный? Колодец рядом, положить руку на сруб, разжать пальцы... Всплеск, и конец опасениям. Жалко твоих трудов, папа, но ведь ты ошибся, двадцать лет ошибался.
А я не ошибаюсь сейчас, не ошибусь, разжав пальцы...
Та ночь прошла, наступило утро, густо пропитанное ароматами смолы, хвои, цветов и сырой почвы, переполненное оглушительным щебетом, жизнерадостным гомоном суетливых пичуг, нарядное пестрое утро с круглыми тенями листьев на дорожках, косыми лучами, пронизывающими кроны, и на сцене появилось еще одно действующее лицо - Леша, 26 лет, выглядит моложе своего возраста.
Худощавый, веснушчатый, с тонкой шеей, коротко стриженый, почти под машинку, он выглядел мальчишкой. И разговаривал он как-то по-мальчишески оживленно, с непривычной развязностью. Потом выяснилось, что это не развязность. Очень занятый, увлеченный работой, юноша пренебрегал условностями, не думал, как он выглядит со стороны, как принято выглядеть.
- Леша, - представился он по-мальчишески.
Юля удивилась: что за бесцеремонность? Она же не знала, что гостю не нравится его взрослое имя - Елизар.
- Дача Викентьева эта? - спросил он. - Впрочем, я проявил ненаблюдательность. Вы, конечно, родная дочка. Очень похожи, как вылитая. Даже странно видеть черты Викентия Гавриловича в девушке. Я из того института, где Викентий Гаврилович работал последние годы. Мы очень интересуемся, не остались ли материалы...
- Нет, - отрезала Юля, - не остались.
Безбровое лицо посетителя выразило чрезвычайное удивление.
- Нам известно, - сказал он, помолчав, - что в последнее время. Викентий Гаврилович работал над волнующей проблемой. Он был на пути... не скрою от вас, к дешифровке мыслительных процессов, к чтению мыслей, говоря проще. Вы понимаете, как это важно и нужно.
- Не понимаю!
Удивленные глаза раскрылись еще шире.
- Не понимаю, - повторила Юля. - Ну что вы уставились? Да, не понимаю, что нужно и важно читать чужие мысли. Мало ли у кого что копошится под черепом. Подглядывать и подслушивать некрасиво, так меня учили в детстве. Вот мой дом, резные наличники, любуйтесь, а курятники на задворках вас не касаются. И в комнаты не зову, я еще не прибирала с утра. И не хочу пускать в голову, там неприбранные мысли. Для вас, постороннего, существуют слова, умытые, причесанные, прилично одетые. А мысли оставьте в покое, это моя собственность.
Гость не был подготовлен к такой атаке.
- Но для науки очень важно во всех подробностях понять мышление, Тут полезны всякие сведения....
- Это уже не сведения, а сплетни, - прервала Юля. - А кто сует нос в чужую дверь, может остаться без носа. Кто подслушивает, может услышать всякие пакости - и о себе тоже.
И добавила, испугавшись, что выдает себя запальчивостью:
- Впрочем, отец ничего мне не говорил о материалах. Весь этот разговор шел на крыльце. Юля стояла на площадке, облокотившись на перила, гость на нижней ступеньке. В комнаты его не приглашали, намекали, что надо уйти... Но Леша переминался с ноги на ногу, медлил...
- Мы были уверены, что у Викентия Гавриловича есть практические достижения. Незадолго до... кончины он демонстрировал нам такие поразительные опыты...
- Папа просто умел отгадывать мысли. У него дар был такой, талант, особая наблюдательность, как у Шерлока Холмса.
- А вы не унаследовали этот талант?
- Отчасти. Вот сейчас, например, я читаю в вашей голове, что вы мне не верите, придумываете, как бы еще спросить. Верно же? А у меня ничего нет, никаких приспособлений, - нечаянно Юля провела рукой по лбу. - И если бы вы сами обладали таким же даром, вы бы поняли, что мне некогда, у меня уборка, дел по горло...
Тут уж нельзя было не проститься. Гость простился, взяв ни к чему не обязывающее обещание поискать записи покойного отца. Дошел до калитки, потоптался и вернулся опять.