Опрятность ума

И, нехотя выпростав руки из-под передника, она протянула Юле плоскую картонную коробку. На ней круглым детским почерком (видимо, отец диктовал какому-нибудь школьнику) было написано:

“Девочка моя, передаю тебе мою последнюю работу. Носи на здоровье, вспоминай обо мне. Хотелось бы помочь тебе лучше понимать людей, чтобы не было у тебя в жизни роковых недоразумений, как у нас с мамой”.

Юля открыла коробку — цветное сверкание ударило в глаза. Внутри лежала… диадема, повязка, кокошник (Юля не сразу подобрала слово), затейливо сделанная из цветных камешков и бисера. “Какой драгоценный подарок!” — подумала Юля в первую минуту. Потом разглядела, что диадема сделана из тонюсеньких проволочек, медных и серебристых завиточков, к которым были припаяны разноцветные кристаллики и разной формы радиодетальки. Все это было подобрано со вкусом, с узорами — своеобразное радиокружево, электротехническая корона. Видно, не один месяц отец трудился по вечерам, готовя это оригинальное украшение для дочери.

— На лоб одевается, — проворчала соседка обычным своим недовольным голосом. — А на затылке застёжки. Мне-то она мала, на девичью головку делалось.

Юля приложила ко лбу, нащупала колючие застёжки сзади, невольно бросила взгляд в зеркало. Очень шло это цветное сверкание к её чёрным волосам.

И тут же услышала за спиной ворчание:

“Девка — она и есть девка, никакого понятия. Забыла, что комната покойника, сразу к зеркалу, занавеску — дёрг! Хорошо, что я ей этот пустой убор отдала, им, девкам, ничего, кроме нарядов, не нужно. А вещички все в подполе, в подпол она не заглянет. Как уедет, я вытащу ужо шубу и что получше”.

Юля вздрогнула. Так вот какова эта “самоотверженная” сиделка. Можно представить себе, сколько горьких минут доставила умирающему отцу эта жадная хищница…

— А где тут подполье? — спросила Юля.

— Нет никакого, не знаю, — ответила соседка. И тут же добавила зачем-то (странная женщина!) глуховатым шёпотом: “Лаз я сундуком в коридоре задвинула. Не найдёт она сама”.

— Покажите, где вы задвинули лаз сундуком.

Юля потребовала показать сундук, отодвинула, заглянула в подвал. Не вещи ей были нужны. Не хотелось уступать этой жадине.

— И что вы успели к себе унести? — спросила она строго.

Какую-то удивительную власть приобрела Юля над этой пожилой женщиной. Та ничего не могла удержать при себе, тут же выбалтывала:

“Дура я, что ли, мебель тащить. Соседи мебель знают — увидят. Книжку унесла на предъявителя. Кто докажет, что не моя книжка?”

— Сберегательную книжку на предъявителя верните! — потребовала Юля.

— Какую книжку? — крикнула та. — Отвяжитесь от меня, не видала я никаких книжек. — И сама подсказала: “Какую? Потёртую, с оторванным уголком. Ой, влипла я! И всех-то денег там двести рублей”.

Юле стало противно.

— Ладно, — сказала она. — Уходите, и оставьте себе эти двести рублей за ваши услуги. Понимаю, что вы за личность. В милицию бы на вас заявить…

День Юля провела на даче, вынесла мусора вёдер десять, помыла пол. Устала до полусмерти, но ночевать не осталась. Жутковато было провести ночь одной в пустом доме, где так недавно был покойник. Инстинктивно жутко, как ни уговаривала себя. И Юля ушла, как только начало смеркаться. Взяла с собой только радиодиадему. Не рискнула оставлять на даче. Ещё соседка залезет и возьмёт. Украсть не решится, но перепрячет со зла. А Юля решила носить это украшение почаще как память об отце.

Почему-то все встречные были на редкость разговорчивы сегодня. Глянув на неё, парни тут же высказывались о её внешности: “На лицо ничего себе, только тощая. Пойдёшь танцевать — руки о кости исцарапаешь”. Проходящая девушка хмыкнула неодобрительно: “Фасон устарел. Реглан нынче не в моде”. Озабоченная хозяйка с тяжёлыми сумками, глянув на Юлю рассеянно, тут же поделилась своими заботами: “Что же я забыла? Муку взяла, макароны взяла, масло растительное взяла, селёдку взяла… Пиво я забыла, дурёха. Ну и ладно. Пусть мой пьяница сам за пивом бежит. Я и так руки отмотала”.

И даже пожилой рабочий, такой углублённый в себя, и тот кинул Юле на ходу: “Цапфа шпиндель не держит, все дело в колодке. Колодка зажимает и тормозит. Так я и скажу на собрании: наш мастер скупердяй, на переделку не решается, экономит копейки — теряет тысячи. А цапфа шпиндель не держит”.

Юля ничего не поняла, но кивнула из вежливости. Может быть, и правда цапфа шпиндель не держит…

Так всю дорогу: и на станции все заговаривали с Юлей, и вагон был наполнен гулом, хотя под вечер не так много было народу — под вечер люди больше едут из Москвы, а не в город. От гула болела голова. Юля нарочно села против дремлющей пассажирки. Дремлет — значит, помолчит, позволит подумать о своих делах, сосредоточиться.

И вдруг Юля увидела змей. Целый клубок, маленькие, черненькие, копошатся, никак не переступишь. И ядовитые ли, неведомо. Только подумала — тут же одна змея распухла, пасть раскрыла и, шипя, поползла к ней. Юля хотела бежать, но ноги были как ватные, переступали с трудом. Змея обогнала её и, шипя, кинулась в лицо…