…Омар Хайям,как убеждают критики,—блудник, язычник,как сама луна.Есть практики любви,есть теоретики —он был монахоми не пил вина.И пусть в Гератесуетятся медники,выковывая для него кальяниз трех колен,из четырех колен —он не курил,хоть разрешали медики.Простим его —не уважал табак,и к мальчикам не хаживалв кабак,животных громогласных не любил(не потому!..)а может, просто так.…Но если б он сказал,что он не пьет,но если б написал,что он не плут,что веры и познаньяон— оплот,тогда бы не поверил ему .люд.И выпиши, пожалуйста,в блокнотего слова:«Ничтожен тот, кто пьет.А кто не пьет —ничтожнее вдвойне».Как видишь, пью не по своей вине.И если я, бывает,напишу,что я грущу,—я вовсе не грущу.А если говорю,что трудно мне,не обращай вниманья:это — не…Но если вдруг, упрямая,прочтешь,слова о том, что нож —это не нож,и счастлив я вполне(такая жизнь!)поверь, неверная,насторожись.…Ах, соловей, счастливый полиглот,его рулады каждый разумеет,поэт — не птах,слова его — не мед,когда не понимают,он немеет.Разинув рот, вопити все же — нем.(Зальется соловьем,глаза закатит).Когда ему за пение не платят,он станет непонятени жене.И все же — лучше,если не поймут,ты представляешь,если вдруг поймут,прислушаются,—за ноги возьмути за руки,в болото окунут,как куль.Чтоб уподобить соловью —бульбуль.В ВИНОГРАДНИКЕ
По виноградному листуползут улиткии тащат на спинахкибитки.Кочевник скакал,а век его полз,у каждой бурной сложностиесть тихий образ,он обнажающе прост(чтобы понять суть общественного явления,найди в природе сравнение).«Ты ползешь»,— улите скажем,удивится: «Нет, мы скачем».БАЛЛАДА
…Степные дороги —летописные строки,я умею читать и понятьэти тропы.Караваны тянулись,траву приминали таборы,миновали кочевья,оставив на глинахметафоры.Извиваясь, уходит к уваламхроникальная лента —по асфальту гудят самосвалы,внося свою лептув исторический шум,суету чертежа Мангышлака.А увалы чернеют, как горыбезрудного шлака…На полуострове Мангышлак, в песках — развалины древнего аула. Саманные и кирпичные стены, дома без крыш. Путники его обходят. Караваны не делали здесь привала. Говорят, зеленым аулом был Шар-таг. Осталось только одно дерево — карагач. Он виден издали. Как длинны, наверное, его корни!.. Я отдохнул в его тени, прислонившись спиной к тугому, ровному стволу. По сырцовой потрескавшейся стене пробежала ящерица. У порога — тусклые от пыли и времени осколки керамики.