Оправдание невиновных

И, собственно, что, сказала Арина сама себе. Живет он, раз дело было в нашей подследственности, в этом районе. Ничего удивительного, что он тут стоит. Стоит и стоит. Ждет маршрутку или, к примеру, автобус. А ты иди своей дорогой. А если он следом пойдет? Опять же — ну и что?

Гулять случайным маршрутом уже совсем не хотелось, но разворачиваться еще раз она не стала, представив, как глупо будет выглядеть со стороны — как мечущаяся туда-сюда заполошная курица. Она, Арина, заполошная курица? Ну уж нет! Она хладнокровный уверенный в себе опытный следователь.

В конце квартала она притормозила на светофоре: стоя словно бы в ожидании разрешающего зеленого человечка, было очень удобно поглядеть вправо, туда, где осталась ждать неведомой маршрутки темная фигура. Теперь она — точнее, он — стоял уже с другой стороны остановки. Обошел, значит. Чтобы павильончик обзор не загораживал. Стоял и глядел ей вслед.

* * *

Судмедэксперт, картинно откинувшись в кресле, так что оно жалобно скрипнуло, всплеснул руками, едва не порушив одну из заполнявших его стол бумажных стоп:

— Ну, Арина Марковна, ты совсем старого Плюшкина со свету сжить решила? Только я из секционной в кабинет сбежал, только настроился чайку спокойно попить — здрасьте вам! Или, может, думаешь, мы тут с утра до ночи кроссворды разгадываем, чтоб от безделья не заскучать? Ну так, душенька моя…

— Семен Семеныч! — взмолилась Арина.

Она и сама не знала, зачем выпросила в архиве давно закрытое дело, скрестив мысленно пальцы — только бы Пахомов не прознал — зачем терзает сейчас судмедэксперта. Ясно же было, что ничего Плюшкин в тех старых отчетах о вскрытии маленького Вити Кащеева не разглядит. Было бы что — еще тогда бы разглядели.

Почему же так на душе муторно? Как будто съела что-то несвежее. Фальшивое. Как будто в кофе вместо сахара оказался сахарин, на который у Арины была аллергия, — и теперь мутит и подташнивает. В чем та фальшь? Арина вспомнила, как Соня вжималась в самый угол студийного дивана, лишь бы быть подальше от мужа. С одной стороны, это понятно: наверняка после смерти сына Кащеев ее поедом ест. Но с другой — почему она от него не уйдет? Почему раньше не ушла? Если же ее все устраивало, откуда «загулы»? И ведь было бы еще к кому бегать-то! Фотографии осужденного за убийство мальчика Сониного приятеля впечатление производили удручающее. Кащеев выглядел куда импозантнее и внушительнее. А этот Гулявкин — сморчок сморчком. Кащеевское же объяснение про «там было вино» звучало не слишком убедительно: на алкоголичку, у которой все мысли об выпить, Соня не походила совершенно. Что студия настроилась к ней так недоброжелательно — это как раз было вполне понятно. Раз Кащеев в их глазах благородный герой, значит, другая сторона — дрянь.

— Семен Семеныч, — повторила Арина как можно жалобнее. — Ну посмотрите…

— Да ладно, егоза, — добродушно ухмыльнулся Плюшкин. — Чего ты там еще наковыряла? Опять из архива? Та-ак, кто это вскрывал? А, Тимченко… Надо же, даже снимки все есть, экий аккуратист… Ну… ладно, ладно, погляжу.

— Семен Семеныч, — протянула она еще жалобнее. Даже носом для убедительности шмыгнула.

— Что, прямо сейчас? — хмыкнул тот. — Ох, Арина Марковна, ты точно смерти моей хочешь. Я и так в нынешнем году прямо ударник патологоанатомического труда. Еще и до весны настоящей далече, еще ни одного «подснежника» не привозили, а у меня уже за полсотни перевалило. И тут ты еще… Ну давай, поглядим, что тут у нас.

«Подснежниками» именовались трупы, обнаруженные после схода снега. Их находили в дачных массивах и лесопарках, реже — среди гаражей. Большей частью это были замерзшие бомжи, но попадались среди мерзлых трупов и криминальные.

Некоторое время Плюшкин, нацепив очки «для чтения», изучал отчет судебного медика по делу о смерти маленького Вити Кащеева. Хмыкал, качал головой, бормотал что-то невнятное. Арина вся извелась, но с вопросами лезть боялась.

— Что я тебе, душенька, скажу? К вскрытию у меня претензий нет. В целом, — уточнил он, хмыкнув. — Тимченко — дядька аккуратный. Все разглядит, ничего не пропустит. Правда, насчет истолкования увиденного не так чтоб великий прозорливец, все у него от сих до сих, а смыслы пусть следователь ищет. Ну да тут-то случай, в общем, вполне очевидный. Удар по голове… чем-то с острой гранью, вроде угла стола или… было там на месте что-то в этом роде? Чего там в протоколе осмотра, изымали потенциальное орудие? Нет? Ну и ладно. Насчет угла стола — это мое личное предположение. И уж разумеется, не кулак, даже если с кастетом. Будешь искать — ищи стол, лавку какую-нибудь, шкаф с выступом.

— Там печка стояла, — осторожно предположила Арина. — Такая… нечто среднее между буржуйкой и голландкой.

— Тоже годится, наверняка там какие-то уголочки-приступочки острые имеются. Хотя дело-то старое, чего ты сейчас там найдешь, там уж двести двадцать раз ремонт сделали и мебель новую поставили. В общем, дело так было: видишь, на левой щеке синячок? Слабенький такой, но разглядеть можно.

Арина вгляделась в снимок:

— Так у него же на виске след, разве не…