Оплакивание

По–прежнему разглядывая туго натянутую на коленях ткань, будто опасаясь, что она вот–вот треснет и здесь, Фини отрицательно покачал головой.

— О комнате договорился мистер Мактай. Заботился о тебе мистер Мактай. «По сердцу мне Лиам–Пат Броган» — это ведь его собственные слова, так то, парень. В тот день, когда мы с тобой были у него первый раз, кто, как не он, позвонил мне спозаранку, в восемь утра? Знаешь, что он мне тогда сказал?

— Нет, откуда мне знать.

— «Лиам–Пат — мужик настоящий», вот что.

— Все равно, не смогу я сделать то, о чем ты толкуешь.

— Слушай, парень. Ты же перед ними чистенький. Ты для них просто еще один Пэдди — ирландец, который едет на Рождество домой. Ты хоть понимаешь, Лиам–Пат, что я тебе говорю?

— Да я про мистера Мактая слыхом не слыхал, пока сюда не приехал.

— Он — твой друг, Лиам–Пат, как и я. Разве я не доказал тебе своей дружбы?

— Ясное дело, доказал.

— Вот и все, что я хотел тебе сказать.

— Так у меня на бомбы духу не хватит.

— Понятно, а кому вообще охота с ними вожжаться? Разве найдется в Божьем мире хоть один человек, который по доброй воле выбрал бы себе это занятие, а, парень? — Фини смолк. Вынув из кармана брюк платок, он провел им под носом. Впервые с тех пор, как они вошли в комнату Лиама–Пата, Фини взглянул ему прямо в лицо. — Никому не будет никакого вреда, парень. Ни малейшего для жизни и здоровья. Даже близко ничего такого не будет.

Лиам–Пат нахмурился и в знак полного замешательства покачал головой.

— О душегубстве мистер Мактай не стал бы никого и просить, — продолжал Фини. — Воскресный вечер. Улавливаешь? В воскресенье же город весь вымирает. Но, чур, ничего не записывать. Ни числа, ни точного времени. Ничего из того, о чем я сейчас толкую. — Он побарабанил пальцами по виску. — Все только на память.

Фини продолжал говорить. Поскольку в комнате не было стула, Лиам–Пат сидел на полу, прислонившись спиной к стене. Плевое дело, снова повторил Фини. Он рассказывал о мистере Мактае, о задаче, сделавшейся для мистера Мактая целью жизни — как для всякого настоящего ирландца, который, чем дальше от дома, тем сильнее чувствует свое предназначение.

— Понимаешь меня? — прерывая свою длинную речь, время от времени вопрошал Фини: он опасался, как бы вместо полной ясности не возникло некоторое непонимание ситуации. — Мечта Уолфа Тона. Мечта Исаака Батта и Чарльза Стюарта Парнелла. Мечта лорда Эдварда Фицджеральда .

Эти имена пробудили в душе Лиама–Пата воспоминания школьных лет: вот не имеющий сана учитель Риордан требует рассказать об этих героях; обгрызенные усы учителя прикрывают длинную верхнюю губу, костюм в тонкую полоску перепачкан мелом.

— А этот ваш Фицджеральд принимал участие в «бегстве графов»? — спросил как то с задней парты Хасесси, и Риордан облил его презрением.

— «Избиение младенцев», — говорил Фини, — «Кровавое воскресенье» .

Он рассказывал об обмане и откровенной лжи, о вероломстве и невыполненных обещаниях, о грубости и издевках, мало чем отличавшихся от издевок Хакстера.

— О’Коннел, — перечислял он. — Пирс. Майкл Коллинз. Вот это мужчины, Лиам–Пат, и ты запросто станешь с ними вровень. Разом превратишься в великана.

Подобно рыбке, которую, несмотря на страх, так и влечет к червяку, Лиам–Пат чувствовал, как затягивает его Фини в сети своего красноречия.

— Господи, да ты и сам сможешь стать Великим Героем, — как то давно, когда они разносили ночью те журнальчики, похвалил его Десси Коглан.

Лиаму–Пату уже приходилось видеть придорожный крест, поставленный в память о жизни и смерти Великого Героя; а всего за несколько недель до того он посмотрел и фильм о нем. И теперь, ощущая затылком стену и неотрывно глядя на Фини, мысленно видел, как идет он размашистым шагом Майкла Коллинза. Заверения и обещания, имена знаменитостей, которыми сыпал Фини, произвели на него сильное впечатление, и все же он произнес:

— Так ведь наверняка кто нибудь да пойдет мимо в эту самую минуту.

— Никто, парень, никуда не пойдет. Для того и выбрали воскресный вечер, чтоб наверняка. Вокруг одни только пустые конторы, даже сторожей возле них не будет. Все учтено.

Фини рывком поднялся с кровати. Он махнул рукой, и Лиам–Пат встал. Ничего не записывай, вновь сказал Фини. Теперь до назначенного дня никого, кроме Лиама–Пата, в доме не будет.

— Ничего не записывай, — еще раз повторил Фини свой наказ. — Потом тебя будут допрашивать. Возможно, полицейские сядут на тот же поезд. Или встретят на причале, когда ты туда доберешься.

— И что же я им скажу?

— Что едешь на Рождество домой, в графство Корк, что сроду не бывал в том месте, про которое они тебя расспрашивают. И слыхом про него не слыхивал.

— А вдруг они спросят, знаю ли я тебя? Или мистера Мактая?

— Они и имен то таких знать не будут. Если потребуют кого то назвать, называй парней из своей бригады, тех же Рафферти и Нунана, да любые имена, какие слышал в пивных. Если уж и не знаешь, кого еще перечислить, назови Фини и Мактая. Они все равно не поймут, о ком ты говоришь.

— Это, стало быть, ненастоящие ваши имена?

— С чего им быть настоящими, а, парень?