Эти раздумья, вместе с опасениями за безопасность семьи, совсем обескуражили генерала, привыкшего к ясности фактов и управляемости событий. Он всегда стремился к такому сам и сотрудников своего отдела приучал просчитывать любую случайность – от не вовремя загоревшегося красного сигнала светофора до аварийного отключения электричества. И он сейчас совершенно не мог решить, что следует предпринять, как себя следует вести. Хотя, в принципе, линия поведения им уже была выработана достаточно ясная. Он прибыл сюда не по своей воле. И не горит стремлением к пламенному сотрудничеству. Так и следует продолжать. Естественно, деятели Структуры не могут заподозрить, что он, генерал ФСБ, еще неделю назад так активно работавший против ГРУ, обратился за помощью именно к этой организации. Должны думать, что он в состоянии написать рапорт и доложить по инстанции в своем родном ведомстве. Но если там у них настолько сильные позиции, как они желают показать, то отследить прохождение подобного рапорта несложно. И они наверняка уже все проверили, хотя по-прежнему сомневаются...
Эх, была бы хоть какая-то связь! Может, стоит обратиться к капитанам-спецназовцам? Они здесь нужны Структуре не как специалисты по убойным делам. Пока профессор Тихомиров не сумеет достать из их памяти то, что достать надеется, им ничего не грозит. И есть возможность рисковать. Пусть и рискнут. Хоть на пять минут обеспечат генерала спутниковым телефоном. Только следует как-то найти момент и подойти к капитанам тогда, когда с ними нет обычного их сопровождающего и когда с самим генералом рядом нет Андрея.
Андрей... Это еще один вопрос, который стоит разрешить. А разрешить его можно, если хорошенько все продумать и просчитать. Легкоступов всем своим богатым опытом почувствовал, что между ними налаживаются отношения, близкие к симпатии. И при этом ощутил некоторое недовольство со стороны Андрея своим положением здесь. Первоначально это прозвучало при разговоре о Решетове. Несомненно, Андрей Решетова недолюбливает. Не просто как конкурента на постоянную должность Администратора, а как человека, стремящегося к положению, превосходящему его возможности. Это звучало почти откровенно в интонациях Андрея. А как помощник Администратора расспрашивал о профессоре? Явно это было не простое любопытство. Андрей недоволен профессором, это тоже несомненно. Но настолько ли профессор значимая фигура в местных верхах, чтобы из-за недовольства им помогать генералу? Пока нельзя рисковать. Но поговорить по душам следует. С той же позиции поведения, которую выбрал сразу и которая каждому таракану здесь уже известна.
Однако пока и поговорить нельзя. Андрей напряжен, взвинчен, готов метаться, раздираемый внутренним своим состоянием и внешними обстоятельствами. События с Решетовым совсем выбили его из колеи. Да и охранники рядом. А сейчас еще кто-то, похоже, добавится.
Они прошли в тот же самый кабинет, откуда Геннадий Рудольфович недавно вышел, так и не увидев в лицо никого из членов совета. На сей раз охранник не открывал дверь ключом. Она уже была открыта. К стулу посреди комнаты добавилось еще несколько стульев. На тумбочке стоял включенный ноутбук.
Генерал сразу сел на привычный уже привинченный к полу стул, сосредоточенно посмотрел на пульт перед собой и положил руки ладонями вниз на колени – за неимением стола. Но сейчас не ушли охранники. Они встали за спиной генерала, словно санитары в сумасшедшем доме за спиной пациента, готовые схватить больного и натянуть на него смирительную рубашку. Не ушел и Андрей, выбрав себе один из стульев и усевшись у стены так, чтобы ему было видно лицо Геннадия Рудольфовича.
Откуда-то издалека, очевидно, из громкоговорителей, доносились приглушенные голоса. Похоже, где-то забыли выключить микрофон. Но звук был настолько слабым и помехи настолько сильными, что разобрать слова было невозможно.
Дверь снова раскрылась через минуту. Вошел профессор Тихомиров в сопровождении высокого и тяжеловесного человека в камуфлированной куртке без погон, но в брюках с генеральскими лампасами. Это уже заинтересовало Геннадия Рудольфовича. Но лицо нового генерала было совершенно незнакомым.
– Вечер добрый, господин генерал, – широко улыбнулся профессор. При всем старании улыбка не получается у него обаятельной. В глазах стоял лед, готовый треснуть и расколоться на кусочки, – страх.