Операция «Вирус»

Каждый, рожденный в Империи, неизбежно оказывался в «своем» круге. Всех детей с самого раннего детства обследовали — в том числе и на мощных ментоскопах — на предмет выявления врожденных способностей или, напротив, — склонности к асоциальному поведению. К пятилетнему возрасту становилось обычно ясно, к какому Кругу следует отнести будущего гражданина. Ошибки случались редко и в дальнейшем корректировались. Дети Серой зоны возвращались к родителям, если те также были ее обитателями, дети Солнечного Круга — помещались в интернаты, во всем подобные земным. Прочие либо распределялись во Внешнем круге по военным, кадетским и прочим училищам, либо воспитывались в детских домах, мало отличавшихся от тюрем… Кроме того, существовало нечто вроде полиции нравов, которая отслеживала уже последние возможные ошибки — как в ту, так и в другую сторону.

А император… никакого Императора, конечно же, не существовало. Это был виртуальный образ, симулякр, предназначенный для Внешних Кругов. Даже два виртуальных образа, для каждого Круга — свой.

Максим слушал неторопливую речь Высоколобого, удивление медленно уступало место возмущению. И абориген, разумеется, тут же учуял и, прервав объяснения, вежливо поинтересовался:

— А что, у вас разве мир устроен иначе?

И тут Максима прорвало. Он начал говорить, объяснять, втолковывать… О высокой Теории Воспитания, об Учителях, о тщательной, кропотливой работе над каждой дитячьей душой. О том, что человек изначально, по природе своей добр, что у каждого есть свой Главный талант, и о том, как важно этот талант заметить и развить, и что нельзя же так, чтобы выносить приговор пятилетнему существу, которое… Абориген слушал, и вежливая улыбка играла у него на губах, а когда Максим наконец выдохся и в изнеможении откинулся на спинку качалки, заметил:

— Что ж, изящно. Очень красивая теория. Но, к сожалению, абсолютно не реализуемая на практике. Видите ли, человек по своей природе вовсе не добр. В каждом из нас сидит волосатая обезьяна — хитрая, жадная и, простите уж, — до одури самовлюбленная. В ком-то эта обезьяна по счастливой игре генов спит, в ком-то — лишь дремлет и иногда просыпается. В ком-то может быть усыплена воспитанием. А в ком-то нет. Вы говорите — талант? Что ж, вот вам талант прирожденного убийцы… ну, не морщитесь, право слово, не хотите — убийцы, назовем возвышенно — воителя. Талант насильника, растлителя, шлюхи? Талант к какому-либо занятию, которому уже нет места в социуме, вроде изготовления наконечников для стрел? А то и вовсе — никакого? Вы не можете себе представить человека совсем бесталанного? Я — могу. Но у нас и такому человеку есть применение. Он пополняет безликую армию работников. Если угодно — рабов. Так что мир не может быть построен так, как вы мне сейчас рассказали, — подытожил Высоколобый. — Боюсь, друг мой, вы живете в мире, который кто-то придумал — до вас и без вас, — а вы не догадываетесь об этом… А вот теперь я готов ответить на ваши вопросы.

— Их два. — Максим говорил медленно, словно нехотя. — Первый. Вы недавно забрали из Внешнего Круга, из лагеря, бойца по прозвищу Черный Дьявол. Какова его судьба?

Абориген кивнул, извлек на свет небольшой, с ладонь, прибор. Экранчик прибора засветился, и абориген принялся тыкать в него стилом. Портативный регистратор с выходом в местный аналог БВИ, понял Максим.

— О! — наконец изрек Высоколобый. — Очень интересно. Как раз редчайший случай поздно исправленной ошибки. Наклонности молодого человека были ошибочно оценены как агрессивные. Что ж, теперь ошибка исправлена.

— Я хочу его видеть, — хрипло произнес Максим.

— Нет ничего проще! — воскликнул Высоколобый. — Прошу в зал.

Максим смотрел. На большом экране было море. Теплое Внутреннее море Солнечного Круга, лишенное всякой нечисти вроде охрянки, чистое, как слеза. На песчаном пляже перебрасывались мячиком юноша и девушка. Юноша был высок, бронзовотел, у него были живые карие глаза, но в очертаниях носа и губ угадывалась Рада…

— А его мать? — не глядя на Высоколобого, спросил он.

— Умерла три года назад в Серой зоне, — сообщил тот, поколдовав стилом. — В личном файле запись — алкоголизм. А почему вас, собственно, это интересует?

Так тебе и скажи, подумал Максим. Обойдетесь, господа высоколобые аборигены. Сына вы у меня отняли окончательно, это ясно, но душу перед вами я изливать не намерен. Максим чувствовал, что где-то в груди закипает бессильная ярость, или яростное бессилие — бессилие мира сего, — и потому, вместо того чтобы ответить, задал следующий вопрос:

— Какова моя дальнейшая судьба?