Операция «Вирус»

Авторы выражают признательность Светлане Бондаренко за указание наряд ошибок и фактологических неточностей

О ФАНТАСТИЧЕСКОМ ДОПУЩЕНИИ И ПРОЧИХ СТРАШНЫХ ВЕЩАХ

Для нас фантастика — это прежде всего художественный прием, применяемый для того, чтобы поговорить о вещах совсем нефантастических: о судьбах, о людях, о горе, о ненависти, о добре, о счастье, в конце концов. Об истории. О власти. О смерти. Наша любимая фантастика — это всегда реальный мир, отягощенный Чудом. Из этого и исходите[2].

Из офлайн-интервью Б.Н. Стругацкого

0

А вот не хочется.

И не потому, что классик отечественной фантастики не прав, а потому что определение его чем-то сродни тяжелой металлической крышке на выходе из подземелья. Она — единственное препятствие на пути к огромному, изумительно прекрасному миру, полному простора, неба и звезд, перемигивающихся в качающейся под ветром листве, но поднимать эту крышку запрещено.

Да, законы литературы непреложны. И один из них гласит: не следует слишком отрываться от реальности, если вы хотите соблюсти минимальную достоверность и убедить читателя, что все описанное вами правда! Но кто сказал, что реальность — это только тусклый, слякотный день за окном, беспросветные будни? Ведь океанские глубины, скрывающие неизведанное, — это тоже реальность! А глубины Космоса, беспредельность которого далеко не метафора? Неужто наша суетная, полная лишений и разочарований кратковременная жизнь реальнее медлительной и величавой жизни галактик?

Тогда почему нужно отказываться от фантастики, стремящейся постичь эту жизнь? Почему нужно сосредоточиться лишь на том, что происходит здесь и сейчас? Почему, в конце концов, наши коллеги — англо-американские писатели-фантасты не боятся оторваться от повседневности, пренебречь достижимым ради непостижимого? Скажете, живут они лучше нашего, вот и бесятся с жиру? А может быть, потому они лучше и живут, что не боятся?

Несколько поколений отечественных фантастов с мазохистским наслаждением препарировали нашу утлую действительность, а зарубежные фантасты в это время терраформировали планеты и конструировали социумы страшно далекого будущего. Было бы несправедливо утверждать, что в российской фантастике не пытались проникнуть дальше сегодняшнего дня, но чаще всего это делалось по принципу: будущее — это улучшенная или ухудшенная (что чаще) версия настоящего. Речь идет о действительно серьезных произведениях, а не о многочисленных фантбоевиках, авторы которых, кстати, гораздо быстрее улавливают тенденции своим "повышенным чутьем художника".

Неужели серьезным писателям-фантастам стали неинтересны темы взаимоотношения человека и Вселенной во всех ее многообразных проявлениях? Неужели в отечественной научной фантастике нет новых талантов? Неужели никому из литературной молодежи не хочется помериться силами с классиками НФ на их же территории? А может быть, она — молодежь — просто плохо представляет, что такое Научная Фантастика и как она делается? Примем этот вопрос в качестве рабочей гипотезы и поговорим о столь серьезной составляющей любого НФ-произведения, каким является ФАНТАСТИЧЕСКОЕ ДОПУЩЕНИЕ.

1

Квалифицированные любители фантастики — а говорить мы будем именно о них, а не о потребителях пресловутых боевиков и многотомных эпопей о приключениях юной ведьмы — тоже не слишком-то разделяют мнение мэтра. Читают и зачитываются Дэном Симмонсом, Вернором Винжем, Грэгом Иганом, Йеном Макдональдом и Нилом Стивенсоном — авторами сложнейших произведений, отнюдь не ограничивающих себя показом миров, отягощенных лишь "элементом чуда". Да что далеко ходить! Поверхностный взгляд на переиздания или отзывы в электронных библиотеках показывает, что вполне востребован даже такой паладин советской НФ, как Иван Антонович Ефремов, причем востребован молодым и даже совсем юным читателем.

По-видимому, фантастика — все же некий особый вид словесности, к которому обычные критерии литературоведения не слишком-то применимы.

Попробуем это показать.

Нас давно удивляло, что истовые поклонники жанра (фэны) упорно именуют фантастическое допущение (ФД) "идеей". Что за ересь, ведь идея произведения — совсем иное! Но и это не все. За оригинальное фантдопущение (или неожиданную "подачу" известного) поклонник жанра готов простить автору многое: и слабый язык, и вяловатый сюжет, и невразумительных персонажей. "Да, — говорит он, — все так, и сюжет не ахти, и язык дубоват, и вообще… ЗАТО КАКИЕ У НЕГО ИДЕИ!"