Ракеты, летающие на Луну, снабжены радарными установками, у них нет окон. Ради прочности и надёжности конструкций создатели ракет отказались от таких излишеств, как возможность созерцать звёздные просторы во время полёта. Поэтому я никогда ещё не видел звёзд в космосе.
Здесь же за окном была белая ночь. Ослепительно сияли огромные звёзды на фоне мелких, рассыпанных в звёздной пыли. В этом безбрежном космическом просторе невозможно было найти ни одного даже крохотного пятнышка темноты — всё мерцало и светилось. Занимавшееся за бортом зарево указывало, с какой стороны Солнце.
Наконец мы с Кэти оторвались от окна.
— Где Мэтт Ренстед? — спросил я.
Кэти тихонько засмеялась.
— Он снова в агентстве «Шокен», держится только на возбуждающих таблетках и пытается расхлебать кашу, которую ты заварил. Кто-то же должен был остаться, Митч. К счастью, Мэтт по праву может называться твоим преемником. В Вашингтоне нам не удалось как следует обо всём поговорить. У бедняги будет много вопросов, и никто не сможет ему помочь.
— А что, чёрт побери, он делал в Вашингтоне?
— Спасал тебя, Митч, после того как Джек О'Ши не выдержал и…
— После чего?
— О, господи, Митч! Давай лучше всё по порядку. Джек О'Ши проговорился. Выпил лишнего, не смог вовремя сделать укол снотворного, выбрал не ту девицу, перед которой стоило бы изливать душу. Короче говоря, в тот вечер его схватили. Он выложил всё о тебе и обо мне, о ракете и обо всём прочем.
— Кому?
— Твоему лучшему другу Б.Дж. Таунтону. — Кэти яростно чиркнула спичкой, раскуривая сигарету. Я понимал, что должно было твориться в её душе. Малютка Джек О'Ши, похожий на фарфоровую куколку, человечек, словно вылепленный из воска. Были моменты, когда я почти ненавидел его, но теперь я забыл об этом и думал только о том, что должен был вынести Джек, попав в лапы таунтоновских обезьян.
— Таунтон узнал всё, — продолжала Кэти. — Всё самое главное. Если бы Мэтт не установил микрофоны в комнате, где Таунтон вёл допросы, нам бы тоже несдобровать. Но Мэтт успел приехать в Вашингтон и предупредил меня и президента. Нет, президент не «конс»; он просто хороший человек. Не его вина, что он президент. Только благодаря ему мы теперь здесь.
Наш разговор был прерван капитаном.
— Через пять минут меняем курс. Будет лучше, если вы уляжетесь на свои койки. Толчок может быть и не очень сильным, но кто знает.
Кэти кивнула головой и повела меня в кабину. По дороге я вынул у неё изо рта сигарету, затянулся и снова вернул ей сигарету.
— Почему, Митч? — удивилась она.
— Я бросил курить, Кэти. Ещё один вопрос. Не очень приятный. Что у тебя было с Джеком?
Кэти вздохнула.
— То же, что у тебя с Эстер, — ответила она. — Любовь без взаимности. Джек, возможно, был влюблён в меня или что-то в этом роде, а я-то, сумасшедшая, всё не могла забыть тебя!
— Вот о чём ты, тупица, никогда не догадывался, — продолжала Кэти. — Ты не знал, как я люблю тебя, и не знал, что Эстер тебя любит. Бедняжка Эстер, она прекрасно понимала, что всё напрасно. Господи, Митч, почему ты так слеп и глух?
— Эстер меня любила?
— Да, чёрт побери, да! Вот почему она предпочла умереть вместо тебя!
Я только растерянно почесал затылок.
Прозвучал сигнал — через минуту перемена курса.
— По местам! — велела Кэти.
— Да, это ужасно некрасивая история, — сказала она. — А сейчас мне нужно за одну минуту покончить с вопросами и ответами, успеть поцеловать тебя и помириться с тобой.
— Одна минута — это не так уже мало, родная.
Право, мне хватило бы и меньше, чтобы помириться с Кэти.