Операция «Турнир». Записки чернорабочего разведки

— Анатолий, я понимаю, ты столкнулся со стеной. Мне все это надоело, язва снова обострилась — уже две трети желудка вырезали. Уйду в промышленность, в Министерство химии. Но туда меня зовут в отдел внешних сношений, а это опять выезды за рубеж, которые мне запрещены твоей службой.

— Твой вопрос может разрешить только председатель КГБ, — осторожно стал я подводить «Комова» к мысли о письме в адрес руководства.

— Но как до него добраться? Не идти же на прием?

— Приемная находится на Кузнецком мосту, но идти не обязательно…

— Письмо? — выжидательно посмотрел на меня «Комов».

Я пожал плечами.

Через несколько дней «Комов» передал мне в двадцать страниц письмо Андропову. Это был крик души несправедливо обиженного человека. Особенно неприглядно выглядели в нем сцены разбирательства обстоятельств дела, в частности, сотрудниками резидентуры.

Я оставил письмо у себя, пообещав довести его до сведения адресата. Руководству НТР доложил, что видел письмо в адрес Председателя КГБ, в котором «Комов» решительно осуждает несправедливость. Сказал, что нахожусь в затруднительном положении, так как запретить «Комову» посылку письма в КГБ не могу — это чревато нарушением его гражданских прав.

Меня попросили получить это письмо. Я сказал руководству, что как чекист несу ответственность за судьбу привлеченного мною к работе человека и за облик КГБ в его глазах. Обещал предпринять кое-какие шаги по недопущению посылки письма.

Был шок, когда я передал письмо «Комова» руководству НТР. «Крик души» оскорбленного человека дошел до сознания чиновничьих голов. Они забеспокоились не столько за «Комова», сколько за свой престиж в глазах руководства КГБ. Машина «реабилитации» завертелась весьма стремительно. Потребовалась неделя, чтобы все уладилось. Письмо с обстоятельствами дела ушло в архив, вопрос был закрыт, через месяц «Комов» начал оформляться в короткую загранкомандировку, пока в соцстрану.

А мне было стыдно перед ним — несмотря на личную беду по вине КГБ, все время разбора «дела с эмигранткой» он помогал мне в оперативной работе.

Нас давно интересовала Норвегия. Ее, члена НАТО, вооруженные силы имели вооружение от ракет до систем противолодочной защиты. Не ахти какие масштабы торговли были между нашими странами, но все же двадцать объединений продавали наши товары в Норвегии и десять закупали у нее.

Доля «Теххимимпорта» в торговле с Норвегией отсутствовала. Но я знал, что дела с «Теххимимпортом» — мечта любой фирмы. К этому времени объединение закупало за рубежом товаров более чем на четыре миллиарда долларов ежегодно. Лакомый кусочек манил всех.

На одной из промышленных выставок в Москве я познакомился с норвежским бизнесменом — представителем фирмы-производителя машин для переработки полимерных материалов. «Пульс» отличался весьма нервной и быстрой реакцией. Он не страдал «комплексом щепетильности» при обсуждении любых деловых допросов: от официальных сделок до скрытых на основе конфиденциальных и фиктивных контрактов. Мы быстро поняли друг друга, и вскоре «Пульс» уже работал над закупкой и доставкой в Союз образцов по тематике эмбарго.

С ним мне пришлось решать две наиболее интересные проблемы по авиационной тематике и подводным лодкам. Тогда я еще не предполагал, что в недрах нашего Генерального штаба Вооруженных Сил вынашивается идея войны в Афганистане. Но когда она началась, я вспомнил «Пульса» и те материалы, которые он добыл по моей просьбе из Англии.

Задание НТР касалось защиты топливных баков вертолетов от пуль и осколков. Нужно было ноу-хау на изготовление пенистого полимера с заданными ячейками пенопласта. Я сообщил «Пульсу» название и адрес английской фирмы, фамилии нескольких сотрудников. Оговорили вознаграждение в размере 25 тысяч долларов. Договорились об условиях переписки телексом и при разговорах по телефону.

Прошло месяца три, и довольный «Пульс» привез обещанное ноу-хау, которое представило всего пятнадцать страничек текста. То есть чуть менее полутора тысяч за страницу. А наши вертолеты получили дополнительную защиту.

Можно, конечно, сказать: грязная работа, промышленный шпионаж! Да, по форме — он, а по справедливости? Это даже не недобросовестная конкуренция — ее в отношениях Запада и Востока просто не было. Игра шла в одни ворота: КОКОМ против Востока. Сколько жизней летчиков и пассажиров вертолетов мы потеряли бы, если бы не информация «шпиона» «Пульса». А речь шла всего-навсего о пенистом полимере для простой мебели.

Как-то «Пульс» показал мне маленький кусочек оранжевого цвета, похожий на резинку для стирания карандашного следа.

— Анатолий, тебя интересуют вопросы противолодочной защиты?

— Что-нибудь ценное? Откуда это?

— Образец покрытия подводной лодки от обнаружения локаторами. Кусочек материала был доставлен специалистам в закрытое бюро. Они подтвердили интерес к образцу. Бюро запросило ВПК добыть квадратный метр образца. Задание попало ко мне. Оно было ярко выраженной военной тематики. Как говорил один из генералов из Пентагона, «русские намереваются залезть под юбку в поисках секретов из кладовой военных».