Операция «Турнир». Записки чернорабочего разведки

Во время беседы в Торонто речь шла о том, что в случае необходимости мне можно обратиться к любому первому секретарю канадского посольства за рубежом. Казалось бы, «мелочь», но реакция на это сообщение со стороны Калугина была немедленной. Прервав беседу, он тут же сообщил об этом начальнику Второго главка Боринову, своему бывшему шефу по управлению «К». И не напрасно. Представьте, что в канадском посольстве в Москве работает человек двадцать и за всеми нужен глаз да глаз нашей контрразведки. Сотрудники ВГУ стремятся выяснить, кто из них связан со спецслужбой Канады, кто является их доверенным лицом. Теперь круг поиска сужался, и в нем в числе других — первые секретари посольства.

И для внешней контрразведки по линии «КР» в резидентурах — это возможность более целенаправленной разработки сотрудников канадского посольства в разведываемых странах, то есть первых секретарей.

А информация заключалась в короткой фразе Клиффа: «…В случае же провала обращайтесь к первому секретарю любого канадского посольства». За ней стояло доверие канадцев к моей «честной» работе с ними.

У фразы было продолжение: «… И назовите мою фамилию». Имелась в виду фамилия Клиффа. Такая «популярность» канадского контрразведчика говорила о его связях с высокопоставленными сотрудниками КККП и чиновниками из канадского МИДа.

…Показывая документы, Клифф смотрел на меня, явно ожидая высокой оценки оперативности КККП и его личной. А я думал, что надо внимательно изучить документы, запомнить их особенности, номера, тексты, установочные данные на Дзюбу… То есть все то, что, по возможности, сможет служить доказательством при компрометации канадской спецслужбы.

Необходимость тщательной проверки не пришлось особенно аргументировать. Почти сразу же заметил несоответствие в именах Дзюбы — в одном из документов стояло «Майкл», а в другом — «Мишель». Конечно, это было всего лишь разное написание одного имени «Михаил» на английском и французском языках, но в таком деле, когда речь идет о гарантиях! Тут вполне могут возникнуть «сомнения», а следовательно, законное право проверить все тщательно. Что и было сделано. Правда, это позволило значительно потрепать нервы Клиффу, но выиграть время для себя — не передавать «информации» уже на этой встрече.

Было жалко расставаться с такими уликами против канадцев, но Клифф, естественно, все документы забрал себе, сказав, что они в нужный момент будут в моем распоряжении.

В моей же памяти остались точный текст письма министра, данные паспорта (номер, дата выдачи, место), свидетельства о рождении (номер, место и дата рождения Дзюбы), номера счетов в банках и карточки социального страхования.

Эти данные позже сыграли свою роль в разоблачении канадской спецслужбы.

Следующий шаг был за мной. Договорились, что обмен «товар — деньги» состоится на очередной встрече, после моего возвращения из поездки в Бостон и Канзас-сити. Я должен был позвонить Клиффу в определенный день и час. В выборе места встречи Клифф к этому времени полностью передоверился мне, приспосабливая свое время к времени «агента». Мне было удобно, если Клифф не знал точного места встречи заранее. Это еще раз подчеркивало мою особую «заботу» о безопасности.

В Канзас-сити, в отличие от Нью-Йорка, стояла жара. Это чувствовалось уже в аэропорту. Почувствовалось и другое — меня взяли под наблюдение и не оставляли все три дня — в гостинице, у фирмы, в музеях, за городом. Наблюдение было открытым, демонстративным. Сотрудники фирмы убеждали меня вечером не выходить из гостиницы во избежание опасности встретиться с криминальными элементами.

Это меня не обескураживало — еще в Канаде я знал, что в провинциальных городах наблюдающие не стесняли себя маскировкой своих действий. Так было и в Бостоне, где я побывал в знаменательный для любого американца день — 15 апреля. Именно в этот день 200 лет назад рейнджеры из Бостона понесли по стране весть о начале американской революции против англичан.

В память о Бостоне и по сей день у меня хранится набор прекрасно выполненных медалей в скромной коробке. События двухсотлетней давности изложены в рельефах четырех медалей, каждая из которых говорит о самом важном на тот период в жизни американского народа: рейнджеры-минитмены, колокол свободы, национальная армия, декларация независимости.

Любопытная встреча произошла на борту парохода, превращенного в неподвижный плавучий ресторан. Представители американской фирмы, завод которой я посетил в окрестностях Бостона, пригласили меня на ужин, избрав местом довольно известный в бостонской гавани ресторан «Энтони пирс 4».

Заняв место, мои коллеги по бизнесу указали мне на небольшого роста, крепкого сложения черноволосого человека лет сорока пяти. Он порхал между столиками, наклонялся к посетителям, что-то говорил им, хлопал по плечу и заразительно смеялся. Это был глава ресторана, его создатель.

Как это часто бывает на Западе, хозяин ресторана обходил гостей лично, обращая особое внимание на новых посетителей. Конечно, такой добрый обычай импонирует людям.