Операция «Танненберг»

– Вообще-то он прав, Вацлав, – негромко сказал Освальд. – Эти люди воюют здесь давно. А нам Шварцвальд незнаком. Если мы наткнемся на немцев, погибнем. Они же скорее ускользнут от погони. Рассыплются, разбегутся в разные стороны поодиночке, запутают преследователей, растворятся в чаще. И сделать им это будет легче, если мы не станем обременять их своим присутствием. Пусть первыми идут стрелки Телля.

Бурцев вспомнил схрон-землянку, где мутанты укрыли его от облавы, оглядел грот. Вздохнул. Да. Наверное. Пусть. Убедили… Телль взял с собой всех своих, кто уцелел после облавы. Даже Берту прихватил.

– Ее-то зачем? – изумился Бурцев.

– За тем же, за чем и всегда. Если понадобится разузнать что, поговорить с поселянами или солдатами – не выходить же нам – народ пугать.

Вальтер невесело усмехнулся. Потом улыбка стала теплее, добрее.

– Да и вообще. Привыкли мы уже с Берточкой вместе. Она мне спину прикроет лучше, чем кто-либо другой.

Похоже, Берта эта Теллю была не только женой, но и верной боевой подругой. Гармония, блин, царит у этих мутантов. Завидная.

Бурцев покосился на Аделаиду…

– Мы скоро, – пообещал Телль. – Располагайтесь пока как дома. И ни о чем не беспокойтесь. В арсенале смело берите все, что приглянется. Мастерская тоже в вашем полном распоряжении.

– Спасибо, конечно, Вальтер, и все же…

– Мы скоро… – повторил Телль.

И гостеприимные хозяева уютной пещерки покинули грот.

Однако теллевское «скоро» затянулось.

Время шло. Никто не возвращался.

«А не сдадут ли нас эти швейцарские стрелки, – лезла в голову упрямая мысль, – за прощение ради?» Бурцев как мог отгонял настырную подленькую мыслишку – не сдадут. Не рискнут. С такими рожами, с таким партизанским прошлым. Не дураки ведь. Должны понимать, что амнистии «исчадиям ада» не будет, что спокойного житья им все равно не подарят. Самих же первыми на костер и отправят.

Дружинники тем временем набрали из партизанского арсенала оружия – привычного, кому что по душе. Гаврила не смог найти булавы, но вытащил из груды железа солидный шестопер. Дмитрий взял секиру. Збыслав нашел шар от кистеня. За неимением цепи привязал увесистую гирьку к крепкому ремню. Джеймс откопал себе небольшой стилет, напоминавший так любимый брави нож-кольтэлло и удобно ложившийся в рукав. Бурцев взял небольшой меч с широким клинком и простыми – дерево с кожей – ножнами. Нашел и кольчужку, пришедшуюся впору и не стеснявшую движений.

Кто-то тоже подобрал себе по размеру кольчугу, кто-то – кожаный панцирь, кто-то – легкий шлем. Щиты и тяжелое рыцарское снаряжение лат не стали даже смотреть. Это добро – не для тех, кто в бегах.

Бурангул в арбалетной мастерской возился с швейцарскими луками, усовершенствуя на скорую руку метательное оружие. На свой, степняцкий лад. Для себя и для дядьки Адама. И действительно, благодаря дополнительным накладкам, обмотке из жил и переплетенной заново тугой тетиве, простенькие луки обрели большую упругость. Стрела из таких полетит дальше и ударит сильнее.

Сыма Цзян тоже не вылезал из мастерской. Выстукивал что-то молоточками, строгал и пилил дерево, точил металл. Чем занят – не говорил. Да никто и не спрашивал. Всяк убивал время по-своему. Отсыпались в основном.

Только Бурцеву было не до сна. Все ходил и маялся у входа. Все высматривал из кустарника, закрывавшего грот, не возвращаются ли разведчики. Вот уж, действительно, хуже нет, чем ждать и догонять. И на душе – мерзко, неспокойно. Нехорошее предчувствие не давало лечь и отдохнуть.

Часовые сменялись. Аделаида звала поспать хоть немного. Бурцев отмахивался, от входа в пещеру не уходил. Пока не заметил… Да, там вон, в ручье!

Глава 42

По ручью, пошатываясь, брел человек. Один.

Раз по ручью – значит, следы скрывает. Свой, значит. Но вот почему один?

Вальтер Телль вошел в грот как чумной. В кровище весь. Обвел сбежавшихся дружинников дурным взглядом. Снял из-за спины арбалет. Сбросил кожаную суму с короткими толстыми стрелами. Тяжело опустился на камни. Застонал умирающим зверем.

– Стряслось что? – встревоженно спросила Аделаида.

– Отойди, – попросил жену Бурцев.

Можно было не спрашивать – и так видно. Стряслось… Беда стряслась.

– Ранен? – склонилась над швейцарцем Ядвига.

Вальтер тряхнул головой. Поднял изуродованное лицо.

– Это не моя кровь, – просипел Вальтер.

Бурцев содрогнулся. Страшно, когда на таком лице – слезы. Вдвойне, втройне страшнее, когда под слезами – ярость, ненависть и бессильное отчаяние.

– Дошли спокойно, – глухо звучал под каменными сводами голос Телля. – Никого по пути не встретили. И на холме, у развалин башни колдовской, никого. Подняться решили. Осмотреть, проверить, что за камнями. Взошли на холм осторожно, без шума. Осмотрели, проверили. Там тоже – никого…

Молчание длилось долго. Слышно было, как журчит ручей и где-то в глубине пещеры капает вода. И тяжелое дыхание Вальтера Телля слышно было тоже.

– Они прятались рядом, в овраге, – с заметным усилием продолжил Телль. – Выжидали, наблюдали, пока мы все не покинули укрытие.

«В овраге, – пронеслось в голове Бурцева, – там, где наш лагерь был!»