— Да какая разница, Кирка? Я ведь сказала, что буду рядом, что бы ни случилось. Зато, знаешь, как я внутривенные уколы делать научилась и капельницы ставить? — девушка невесело усмехнулась, все же постаравшись придать лицу беззаботное выражение. — Считай, профессиональной медсестрой стала, честно-честно, хоть иди в поликлинику устраивайся. Может, ну ее на фиг, ту Бауманку? Окончу медучилище да устроюсь где-нибудь…
— А… зачем капельницы?
— Смешной. Нужно ж было тебя хоть как-то подкармливать, глюкоза там, витамины, еще что-то… Ну, я не одна, конечно, сидела, родители твои тоже помогали, и сестричка. Молодцы они у тебя, ты даже не представляешь, как мы подружились за это время, практически одной семьей стали… — осознав, что сказала что-то не то, Лена залилась пунцовой краской, торопливо изменив тему: — Так что, танкист, навоевался, наконец? Победил хоть?
— Не меняй тему, Лен… — речь постепенно восстанавливалась, и теперь парень уже мог говорить вполне членораздельно, без дурацкого причмокивания пересушенными губами и действующих на нервы пауз. Похоже, его и на самом деле
— Да ну, какую там тему? — вскинулась та, без нужды принявшись перебирать разложенные на компьютерном столе (скосив взгляд, парень заметил, что клавиатура убрана вовсе, а монитор сдвинут в сторону, чтоб освободить побольше свободного места) запаянные в пластик системы для переливания крови, одноразовые шприцы и какие-то ампулы и флаконы, надо полагать, с той самой недавно помянутой глюкозой и физраствором.
— О семье. Ленк, ты только не взрывайся, как умеешь, я ж пока еще типа больной. Ты выйдешь за меня?
— Что?! — выпущенный из рук двухсотграммовый флакон с десятипроцентной глюкозой глухо плюхнул об пол и, естественно, не разбился, поскольку был пластиковым.
— Я серьезно. Выходи за меня замуж, а? Я ж не такой уж и дурак, честное слово. А с игрой завязал, я ведь обещал, помнишь?
— Кирилл…
— Я серьезно, Лен. Ну, нет у меня ни кольца, ни денег, чтоб его купить. Представляю, сколько вы на меня денег потратили, пока я бревном валялся. И Крым наш наверняка накрылся, по той же причине. Выйдешь?
— Дурак ты, Кирка, ох, какой же ты дурак…
— Это, типа, да?
— Конечно, глупый… — бросив на столешницу флакон, Лена шагнула вперед, снова опустившись возле кровати на колени. Обняла парня, положив голову ему на грудь. Кириллу стало жутко стыдно за свое давно не мытое тело, но девушку это, похоже, нисколечко не волновало. Потерлась щекой, как бывало раньше, особенно после секса:
— Кирка, а ты хорошо подумал? Нет, я все понимаю, сейчас ты одновременно ощущаешь и вину, и благодарность, но если хоть раз об этом напомнишь, я жутко обижусь. И вообще, я ведь далеко не подарок, сам знаешь.
— При чем тут это?! А подумал я хорошо, — твердо ответил тот. — У меня было время кое о чем поразмыслить, знаешь ли…
— Ну, и хорошо. Даю тебе неделю. Если не передумаешь, подаем заявление. Подходит?
— Подходит, конечно. Вот только заявление подадим, как только я смогу самостоятельно ногами передвигать. Сегодня у нас какой день? Я как-то мимо ЗАГСа проходил, смотрел — в четверг заявления точно принимают.
— Среда, — грустно усмехнулась девушка, глядя на парня влюбленными глазами. — А ты не изменился, танкист мой неисправимый. Ну, так что, ты ТАМ хоть победил?
— Кажется, да… Понимаешь, не в победе дело, Ленк. И, наверное, даже не в возможности что-либо изменить в нашей истории… — пришедшая в голову мысль оказалась неожиданно четкой, вовсе не соответствующей его общему печальному состоянию. — Я только сейчас и понял окончательно… Дело было во мне, Лен, во мне самом, понимаешь? Просто теперь я знаю цену жизни и цену будущему. Нашему с тобой будущему. А самое главное, теперь я точно знаю, сколько нам за него пришлось заплатить и чего я стою сам… Ну, вот где-то так, наверное…
— Ох… — только и произнесла в ответ девушка. — Даже спрашивать не хочу, что ты там пережил…
— А я и не отвечу, Лен, так что ты права, не спрашивай. Только, знаешь что? Нам обязательно нужно в Ярославль съездить.
— Зачем? — Лена с искренним интересом взглянула в лицо жениха.
— Должок один отдать. И память вернуть.
Девушка несколько секунд смотрела в закаменевшее лицо любимого, затем коротко кивнула, соглашаясь:
— Хорошо, милый. Расскажешь, когда захочешь, да?
— Расскажу, конечно. Но позже, ладно?..
— Конечно, Кирка. Самое смешное, что и мне есть о чем тебе рассказать. И, обещаю, ты очень сильно удивишься…
ЭПИЛОГ
Позволив жалюзи вернуться в исходное положение, Ларушев отошел от окна, опустившись в жалобно пискнувшее кресло. Хорошее, кстати, кресло, как приобрел лет пять назад, так ни разу и не пожалел. Натуральная кожа, между прочим… блин, о чем он думает?!