Операция Снейп

Папа стал спокойнее. Но это не означает улучшения. Он кажется снова заморозил себе душу. На меня смотрит как на пустое место, словно меня нет вовсе. Никаких эмоций, даже раздражения. Это больно, но наверное это все-таки лучше, чем когда он на меня орал и брызгал слюной. Тогда ему было очень больно. Мне впрочем, тоже. Мне и сейчас больно, что он не верит мне. Я соскучился по нему. По его урокам, по ощущению защищенности. Мне не стыдно признаться, что я хочу быть защищенным. Это нормально. Я скучаю по его усмешкам и ворчливым похвалам. По тому, как он отнекивается от собственных хороших поступков, заявляя, что это гнусные инсинуации и у него даже в мыслях не было делать такие глупости. И потом мы ведь так и не вскрыли подарки. Я попросил эльфов, чтоб они законсервировали ту комнату. Мы вернемся в то Рождество, и закончим праздник. Пусть даже и с перерывом. А Мелани послал другие волшебные краски, нам обоим интересно посмотреть, что из этого выйдет.

Глава 24. Благолепный отрок, идеальная кандидатура и цветовосприятие кентавров.

«Дик! Мы её нашли! Высылаю текст. Тебе понравится, я уверена». Честно говоря, я уже не знаю…не то, чтобы я перестал надеяться, просто очень устал от неадекватной реакции. Потому что самое лучшее, на что я нарываюсь, это желание узнать, насколько правильно та или иная авторша описала папу в своем произведении. Насколько насколько, вот познакомились бы сами… Так ведь нет, стоит им сказать, что не вопрос - место вакантно, просто усилий придется приложить куда побольше, потому что поверить, будто у отца в сердце хоть что-то дрогнет при взгляде в «бездонные» глаза героини…увольте! Мой отец никогда в жизни нигде не потонет, он приложит все усилия чтоб выжить и остаться вменяемым даже если его специально с целью свести с ума посадят в психушку. Он победитель, а не подкаблучник. Поверить, что он будет за кем-то ходить как собачка на веревочке это получить жестокое разочарование сразу и навсегда. Честно говоря, когда я разворачивал бумагу, в которую были запакованы распечатки, я думал о том, что вряд ли мы получим что-то лучшее. Но надежда вернулась сразу же с прочтением названия: «Монета на ребре». «Когда на ребре монета замрет, конец твоего пути». Может…может все-таки…

* * *

Мне это удалось. Боль утихла. Не прекратилась совсем, но по крайней мере от неё уже можно иной раз отвлечься. Да и он больше не лезет со своим мерзким заискивающим лицом. Не пытается обратить на себя внимание. Неглупый мальчик, знает, что я слов на ветер не бросаю. Ужасно обидно понимать, что все опять повторилось. На другом уровне, но все же. Я снова лишился того, что уже почти считал своим. Даже не почти. У меня было то Рождество. А теперь я должен смириться, что это только иллюзия. Должен заставить себя забыть о нем. Забыть о покое и счастье. Забыть о радости, которая сопровождала каждый его успех. Об уюте. О возможности позаботиться. О детских ладонях в своих руках. О машинках на автодроме. О том, как вытирал его перепачканное морожениым лицо. Об отражении пламени в блестящем боку серебряного чайника. О поцелуе в щеку. О том, как меня назвали отцом… Забыть. Забыть. Забыть…

* * *

Она рыжая, и вышивает, и волосы у неё длинные, а фигура далека от ныне принятого совершенства. И она откуда-то знает, когда у отца день рождения. И никаких рассусоливания и романтических примочек, которые как бы должен делать влюбленный мужчина. Это действительно шанс. Я сегодня попробую. Не может же она быть совсем не похожа на свою героиню. Хотя, о чем мы говорим. Я даже на мужчин нарывался не один раз.

* * *

Ну, вот он. Отчет. Когда я появился рядом с авторшей, она сидела под одеялом и вышивала. На компьютере в это время шел какой-то, как я машинально отметил, черно-белый фильм. Внешность уже подходит, точь в точь то, что она описала. Некоторое время я смотрел на неё молча, пока она спокойно не спросила, не отрываясь от пялец:

- Ну, и долго будешь молчать, благолепный отрок?

Голос звучал заинтересованно и немного насмешливо, непонятно только, с какой стати. Я несколько опешил от такого обращения. До сих пор с такой реакцией мне сталкиваться не приходилось. Скорее просто чтоб что-то сказать, чем из интереса, я спросил:

- А почему благолепный?

Она наконец соизволила повернуть голову и хмыкнула. Потом окинула меня с ног до головы внимательным взглядом.

- Ну как же, худенький, глаза большие, волосы шапочкой, одет в какую-то хламиду до пят и светишься голубым сиянием. Только нимба не хватает, а так вылитый невинно убиенный в Угличе царевич Димитрий. Ты, случаем, лет четыреста назад Боре Годунову не мерещился? А то у него мальчики кровавые в глазах мелькали, если Пушкину верить, и все такое…А вас, Штирлиц, я попрошу остаться, - добавила она вдруг странноватым голосом, который разом поменял тон и тембр и стал похож на мужской. Мгновением позже эти слова и тем же тоном повторил с экрана компьютера пожилой лысый мужчина в черной военной форме.