Операция "Снег"

Оля разыскала школьного завхоза Марию Ильиничну, вечно чем-то недовольную, громко ворчащую женщину, с большим трудом выпросила у нее ключ от кладовки и взяла широкую фанерную лопату с жестяной обивкой по краю. Положив лопату на плечо и не оглядываясь на окна своего класса, она направилась к воротам детского сада.

Створки ворот прижало высоким, искрящимся на солнце сугробом. Оля перехватила лопату поудобней и стала методично вгрызаться в его мягкий бок.

Очистив небольшую площадку и приоткрыв одну створку, она стала прокапывать в снегу чтото вроде траншеи, неширокой, размером в три захвата лопаты, отбрасывая снег попеременно то на левую, то на правую стороны прохода.

«Словно бы снежный окоп рою», — думалось Оле. Снег был еще не слежавшийся, не плотный, он не отрезался пластами или квадратиками, а ложился на лопату рыхловатой кучей, выбрасывать его вверх и в стороны было не слишком-то удобно, потому что он все время норовил соскользнуть и просыпаться. На крыльцо детсада выбежала детвора и с ними воспитательница.

— Тетя! Тетя! Мы вам по-мога-ем! — закричали малыши, потрясая крохотными, в две своих ладошки, цветными пластмассовыми лопатками на ломких неудобных ручках. Среди них был и Дима, хозяин Бори Звездочкина.

«Ну вот и помощь появилась!» — довольно улыбнулась Оля, и работать сразу стало интереснее. Отступать теперь было уже нельзя… Вдруг рядом с Олей в снежную стенку врезалась еще одна широкая, совсем недетская лопата. Оля повернула голову вправо. Борис Чертков молча встретился с ней глазами и стряхнул большую кучу снега на бортик со своей стороны.

«Борька?! — удивилась Оля. — Вот уж никак не ожидала!» Но внутри у нее потеплело, словно бы в мартовскую оттепель.

В самом деле — Борька Чертков, новенький в их восьмом «б», начал учиться с ними, старожилами, с конца сентября. Оля знала только, что отец у Бориса — военный и его перевели в город откуда-то с Севера.

Борис, рослый сероглазый подросток, был несколько загадочной личностью. В классе он держался особняком, не приставал ни к одной из сложившихся компаний и не отзывался на многочисленные записочки, которыми в первые дни обстреливали его девчонки. Был он немногословен и учился как-то странно: не слишком часто получал пятерки, но никогда не опускался до троек.

Вечный Миддл — Середнячок прозвал его умненький Стрельников, но — тоже странное обстоятельство: этим подчеркнуто англизированным именем звал Бориса лишь один Стрельников. Прозвище к Борису почему-то так и не прилипло…

— Надо успеть до перемены… — только и сказал Борис, когда они остановились перевести дух.

Вдвоем работа пошла веселее. Ребята согласными, поочередными движениями втыкали лопаты в снежную массу, подхватывали на них снежную ношу и отбрасывали — теперь уже каждый на свою сторону. Азартный ритм необъявленного соревнования захватывал, завораживал, подталкивал.

— Уф! — Оля воткнула лопату в снег, разогнула спину и потянулась так, что хрустнули — позвонки. — Ничего себе снежок… «Вьется легкий пушистый снежок…» — шутливо пропела она. — А руки горят и поясницу ломит…

— Оля… — начал Борис почему-то шепотом, хоть они стояли чуть ли не вплотную. — Я давно хотел тебе сказать…

— Что, Боря? — вскинула на него глаза Оля, но, встретив его серьезный взгляд, невольно порозовела. — Жарко… — словно бы извиняясь, сказала она, удивляясь новому ощущению внутри себя.

— Да… — словно бы понимая, согласился Борис. — У нас на Севере, в гарнизоне отца, были частые снежные заносы. Тогда на расчистку выходили все… Дело, в общем, привычное…

— «Пара гнедых, запряженных с зарею… — протянул вдруг за их спинами спокойно-издевательский голос Гусева. — Старых, усталых и тощих на вид…»

Борис и Оля оглянулись. Гусев и Князев стояли на расчищенной дорожке и наблюдали за их работой, демонстративно засунув руки в карманы своих ярких спортивных курток.

— Пролетарская солидарность! — прокомментировал подоспевший к ним умненький Стрельников.

— Борис выигрывает по очкам! Он явно опережает своих соперников! — с дурашливой язвительной готовностью подхватил стрельниковскую «подачу» Генка Князев и продолжал, пародируя манеру спортивных восторженных телерепортеров: — Смотрите все: Борис Чертков! Советский Союз! — И он поднял руку победным жестом чемпиона.

— «…И вызываете смех у иных…» — допел Гусев и закатил глаза. Борис отмерил два-три неторопливых шага навстречу одноклассникам и вдруг сделал короткий и точный выпад правой рукой снизу…

Тело Генки Князева, прославленного чемпиона по вольной борьбе, описало неожиданную дугу и плавно приземлилось в сугробе…

Гусев в страхе открыл рот и делал судорожные глотательные вдохи…

Невозмутимый умненький Стрельников, ретируясь задом и придерживая трясущиеся на носу очки, пробормотал:

— Абсолютно старорежимный способ выяснения отношений… — Затем повернулся и, по-девчоночьи взбрыкивая ногами вбок, потрусил к школьному зданию.

Оля повернула к Борису восторженное лицо. Губы у нее тряслись от смеха, а глаза почему-то сияли.

— Так что же ты хотел мне сказать? — стараясь казаться спокойной, ну, совершенно спокойной, спросила она.