Операция «Снег»

После освидетельствования нам выдали обмундирование, пропуска в Центральную школу и в клуб НКВД на Большой Лубянке, зачислили в учебные группы и определили в общежитие. В одной группе со мной оказалось много будущих коллег по разведке, в том числе Павел Михайлович Фитин, ставший позднее начальником внешней разведывательной службы.

В основном «новобранцами были молодые люди моих лет или года на три-четыре старше. Были, однако, и представители более зрелого возраста, тот же Фитин — он родился в 1907 году, был давно членом партии. В отличие от нас, комсомольцев, мобилизованных со студенческой скамьи, пришел в школу с солидной должности заведующего Сельскохозяйственным издательством, где проработал лет шесть.

Все мы были новичками в разведке и пока познавали ее суть только из лекций и бесед на семинарах. Лекторами и преподавателями в основном были практические работники различных подразделений НКВД, в том числе и внешней разведки.

Учебный процесс набирал обороты, мы охотно втягивались в него, но плавный ход учебы стал все чаще прерываться внезапными исчезновениями преподавателей и лекторов. Вчера мы еще с большим интересом слушали лекцию кого-либо из руководящих работников контрразведки или внешней разведки, а сегодня обещанного продолжения не состоялось, так как этот человек оказался «врагом народа», «шпионом» или кем-то вроде этого. Такие случаи, естественно, вызывали у нас недоуменные мысли. Возникал вопрос: как могло быть, что в органы государственной безопасности, которые призваны разоблачать шпионов и диверсантов, проникло так много вражеских агентов? Вразумительного ответа мы не получали.

Среди лекторов были и сотрудники внешней разведки, которые, как мы впоследствии убедились, не только учили нас «уму-разуму», но и очень внимательно присматривались к каждому слушателю. Особенно дотошным был, я бы сказал, исполнявший обязанности начальника ИНО ГУГБ НКВД СССР Сергей Михайлович Шпигельглас. К сожалению, и он был репрессирован в 1939 году. (Ныне его посмертно реабилитировали.)

После трех месяцев интенсивного обучения в ЦШ примерно полсотни слушателей вызвали к руководству наркомата. Мы впервые оказались в главном здании, где размещался центральный аппарат. Не скрою, мы испытывали внутренний трепет, когда входили в тяжелые двери с большими, надраенными до ослепительного блеска медными ручками, и поднимались по широкой лестнице на четвертый этаж. Что нас ожидает? За чем нас пригласили?

Нас приняли начальник ИНО З.И.Пассов, разделивший вскоре участь других репрессированных руководителей, и еще кто-то, насколько помнится, из отдела кадров ГУГБ НКВД. С каждым из нас поодиночке состоялся краткий разговор о том, что интересы государственной безопасности требуют вести работу за границей в особых условиях. Что это означает — «особые условия», пока нам не разъясняли, но мы уже знали, что предстоит работать в нелегальной разведке, и могли только догадываться, что кроется за этим термином.

Память моя не сохранила четко, как выглядел внешне Пассов. Наверное, сказалось волнение, которое охватило меня во время беседы: ведь речь шла о моей дальнейшей судьбе. И все же могу сказать, что тогдашний шеф разведслужбы был высокого роста, с довольно импозантной наружностью, красивый мужчина лет сорока пяти. Одет он был в штатский костюм хорошего покроя, который складно облегал его спортивную фигуру.

Не представляя еще толком, что такое нелегальная работа, я, впрочем как и остальные приглашенные слушатели, принял предложение Пассова без колебаний. Я был молод, полон энергии, меня привлекало новое дело, хотелось проявить инициативу. Примерно то же самое чувствовали, очевидно, мои товарищи. Они согласились, за исключением одного.

Не помню его фамилии, но когда он вышел после собеседования, то, явно нервничая, сказал: не такой уж он дурак, чтобы стать «смертником», и поэтому отказался от предложения. Естественно, мы его больше не видели — он был сразу же уволен. И такой исход мы посчитали логичным, так как понимали, что органам госбезопасности трусы, сомневающиеся, колеблющиеся не нужны.

Кстати, когда спустя несколько десятков дет я в качестве руководителя нелегальной разведки встречался с молодыми людьми, которым предлагал начать подготовку к нелегальной работе, мне ни разу не довелось слышать от них таких слов. Конечно, отказы были, но не из-за нежелания рисковать жизнью, а по другим, большей частью объективным причинам.

Через несколько дней, в начале июля 1938 года, представитель отдела кадров ГУГБ НКВД предложил нам собраться во дворе общежития с личными вещами. Нас посадили в автобусы и повезли по разным направлениям. Путешествие длилось недолго, и вскоре наша группа — около двадцати слушателей — прибыла в одно из дачных мест, где мы оказались за забором, ворота закрылись, и на крыльце двухэтажного дома появилась высокая фигура нашего начальника с очень грозной фамилией — Мамай. Он предложил нам размещаться в комнатах на втором этаже.