Операция «Рюген»

Традиция сохранялась неизменной пятьсот семьдесят лет. Пушечный раскат, грянувший над серо-свинцовыми водами Невы, по которой шли на запад мелкие льдинки, означал, что в столице Российской Империи наступил полдень. Голубоватый дымок повисел над бастионами тускло-коричневой крепости, будто раздумывая, подниматься ли ему к небесам или уйти по направлению восточного ветра, к стрелке Васильевского острова и Дворцовому мосту.

Утро сегодня было преотличное — в меру холодно, в меру солнечно, да и ветер не особо силён. Каждый уважающий себя горожанин после воскресного рассвета обязательно пойдёт погулять.

Правящие особы, к великому сожалению, подобной радости лишены. Нет, вовсе не из-за отсутствия времени или желания. Сан не позволяет, и вдобавок только в сказках можно наткнуться на государя, беспечно разгуливающего по улицам столицы. Безусловно, Пётр Великий мог себе позволить нечто подобное. Так на то он и Великий, и время было совсем другое: никаких террористов, никаких бодигардов с тихарями, не отходящих и на единый шаг от царственного патрона. Конечно, вполне можно заглянуть в Зимний сад, укрытый со всех сторон стенами дворца и многочисленными системами обнаружения посторонних, но уж поверьте — это никакая не прогулка, а одно расстройство.

Человек, полулежавший на диване и просматривающий доставленные с утра газеты, мог оказаться кем угодно. Внешность ещё ни о чём не говорит. Пушистый чёрный свитер и чёрные джинсы с мягким ремнём может носить и университетский профессор, и наёмный убийца. А если судить по слегка всклокоченной, начавшей седеть шевелюре, короткой рыжевато-коричневой бороде, большим ладоням и стоптанным домашним туфлям на босу ногу, сторонний наблюдатель мог подумать, что перед ним какой-нибудь скромный научный работник или входящий в эпоху жизни, подводящую к старости, небогатый художник…

Человек разместился в не слишком роскошной, однако утончённо-красивой и навевающей спокойствие Ореховой гостиной Большого Зимнего дворца и чувствовал себя здесь как дома. Листал он не «жёлтую» прессу, а бегло просматривал ведущие европейские и американские газеты на английском, немецком и французском языках, да изредка чертыхался под нос. Курил мужчина обычнейшие крепкие папиросы, но пепельница отчего-то была серебряной, изготовленной в виде осетра с откидывающейся спинкой. Специалист-антиквар подавился бы собственной слюной при виде такого небрежного обращения с раритетом конца XIX века. Будто бы на всякий случай на боку осетра была выгравирована маленькая корона и надпись латинскими буквами: «Faberge».

— Ур-роды, — проворчал человек и с видимым отвращением отбросил в сторону пухлую «Нью-Йорк Тайме», взявшись за доставленную из Парижа утреннюю «Фигаро». Просмотрел передовую статью и снова буркнул: — И эти ничуть не лучше.

Рядом, на ореховом столике, стоял маленький приборчик в коричневатом корпусе, явно призванном имитировать стиль гостиной. Гладкие, слегка утопленные кнопки, миниатюрный динамик и два индикатора — простота и эргономика.

Бородатый мужчина в чёрном свитере вытянул руку, коснулся аппарата и тотчас услышал донёсшийся из изящной коробочки полный готовности голос секретаря:

— Слушаю?

— Алексей Васильевич, уже полдень. Все собрались?

— Сидят, — фыркнули из коммуникатора. — Масса многозначительных взглядов и дурацких разговоров. Только… — Человек, находившийся на другом конце линии, запнулся.

— Что ещё?

— Адмирал Бибирев здесь. Уже два раза просил о встрече, но я, как и приказано, отвечал, что вы заняты.

— Бибирев? — Обитатель Ореховой гостиной нахмурился. — Хорошо, пригласи. Остальные подождут. Отправь их к половине первого в Малый зал для совещаний. Я приду. И слушай, кто после тебя заступает?

— Я до девяти вечера, — мигом ответил невидимый собеседник. — Потом дежурство штабс-капитан Снегирёва.

— Отлично, — согласился бородатый. — Передай ему все папки, которые я оставил, и скачай файлы с моего сервера, те, что с пометкой «срочно».

— Не первый день работаю, Михаил Александрович, — не то почтительно, не то обиженно ответили из динамика. — Адмирала звать?

— Я же сказал — зови. — Человек отключил связь, чтобы не тратить время на лишние переговоры с общительным секретарём, быстрым, буквально кошачьим движением поднялся с дивана, уронив газетную кипу, и подошёл к закрытому бару. Насколько он помнил, господин Бибирев более всего уважал армянские коньяки. Вот и представилась возможность потешить вкусы адмирала флота.

Двери в Зимнем не скрипели, хотя многим петлям было более пятисот лет, но бородатый уловил, что в гостиной появился посетитель. Последний неслышно вошёл и, в соответствии с этикетом, остановился в трёх шагах от порога. Вот интересно, отчего ботинки адмирала ступают по паркету абсолютно беззвучно?

— Ваше императорское величество?

— Я за него, — усмехнулся хозяин гостиной. — Доброе утро, Николай Андреевич. Понимаю, что пошло предлагать коньяк с утра, но… Обрати внимание — тридцатилетняя выдержка. Густой, как мёд.