– Мне надо в Моск… – кашель не дал договорить Сапеге.
– Вы в настоящее время не транспортабельны, – решительно отрезала доктор.
Между тем, вошедшие военные уже укладывали Сапегу на носилки. Сергеев грустно смотрел на беднягу-начальника и невесело раздумывал:
«Как же… что же… теперь я без него?..».
– Он – лицо государственной важности. Поместите его в отдельную палату, – строго вымолвил доктору Норейко. – Это приказ. Мы приставим к нему для охраны офицера…
Совсем разбитого Сапегу увезли в госпиталь. Норейко, Истомин, Сергеев и Ноздрин отправились на автобусе в гостиницу. Ехали молча, каждый думая о своем.
Прибыв на место, сразу прошли в ресторан, расположились за столом.
– Эх, проголодался что-то я сегодня, – потирая руки, бросил весело Норейко, похлопал по плечу сидящего рядом хмурого Сергеева. – Не переживай, Ермолай, через 5–7 дней вылечат твоего Сапегу. Задачу государственной важности на данном этапе свою мы выполнили. Самолет на Москву я заказал, как будет нужный борт, нас оповестят, посадят и отправят с ветерком.
Две улыбающиеся розовощекие официантки принесли закуски и напитки. Норейко, плотоядно обозрев девушек, весело бросил:
– Эх, пермячки-девочки, как вы хороши!
Ноздрин быстро разлил спиртное.
– Товарищи, – поднимая свою рюмку, вымолвил Норейко, – предлагаю выпить за нашу удачную экспедицию.
– И нашу скорейшую новую встречу, – весело поддержал Ноздрин…
На огневом рубеже с пистолетом в руке находился комиссар Голиков. Он стреляет в расположенную в 25-ти метрах мишень гитлеровского солдата. Пули ложатся точно в цель.
В тир входит сосредоточенный полковник Селезнев с папкой в руках. Комиссар боковым зрением замечает его, опускает пистолет, ставит на предохранитель и опускает на барьер.
– Проходи, Сергей Михайлович, и излагай, – бросает Голиков.
Полковник подходит к комиссару.
– Печальные новости, товарищ комиссар.
Достает из папки фотографию и передает генералу.
На черно-белом фото изображен лежащий на полу мужчина. Из одежды на нем были трусы и носки, рядом на полу лежали разбитые очки. Глаза у мужчины были закрыты, возле одного запечатлелся синяк, на теле были видны синяки, кровоподтеки и порезы.
– Это пропавший сотрудник Госбанка Соколов, – поясняет полковник. – Участковый района делал обход и в одном из подвалов на улице Солянка и увидел труп. По фото он опознал Соколова и сообщил по инстанции, милиция ведет расследование. Я сообщил в Госбанк, их представитель направлен в морг на опознание.
– На теле видны следы побоев. На него могли напасть бандиты или… малолетняя шпана. Избить, ограбить, затащить в подвал и бросить умирать, – тихо и печально рассуждал комиссар. – Но я склонен думать, что это первый труп в рамках операции «Призрак».
– Что интересно, – продолжал полковник, – в одном носке бедняги была найдена купюра в десять фунтов стерлингов.
Комиссар вяло усмехнулся.
– Не шпана. Совершенно точно, труп в рамках операции «Призрак». Поэтому наш сотрудник должен участвовать в милицейском расследовании. Интересно узнать, от чего он умер…
Изобильный обед затягивался, присутствующие мужчины раскраснелись и разговорились. Особенно усердствовал хозяин Ноздрин…
Слегка опьяневший Сергеев поднялся из-за стола часа через два.
– Ермолай, направить к тебе женщину в номер? – весело спросил раскрасневшийся, с горящими глазами Норейко. – Голодную и охочую до мужика женщину? А?
– Нет, не надо.
– Ну и дурак ты, брат, – бросил полковник, – надо ловить приятные минуты жизни. Вот сейчас мы сыты, обуты, здоровы и в тылу. А завтра, между прочим, можем оказаться в окопах на линии фронта. Да! И будем смотреть смерти в лицо.
«Логика в его словах, конечно, есть», – усмехнувшись, подумал Ермолай.
Поблагодарил за ужин и пошел в свой номер.
Буквально через минуту вошел в номер и Истомин. В этот момент Сергеев раздумывал о бедняге Сапеге, о том, как будет работать дальше без него.
– Нужно, наверное, сообщить родственникам Сапеги о его болезни? – спросил Ермолай, всматриваясь в лицо майора.
– У нас секретная операция, и никому ничего сообщать нельзя, – строго отрезал Истомин. – Уверен, разведки многих стран мира заплатили бы большие деньги за информацию о нашей операции.
«Ну, дела!» – воскликнул Ермолай и снова спросил:
– Как думаете, Николай Максимович, когда будет самолет?
Майор завалился на кровать.
– Может вечером, может ночью, а может и завтра. Ты бы лучше матери черкнул письмишко, только, конечно, о нашей миссии ни слова. У меня в офицерской сумке можешь взять чистый конверт.
«Действительно, – согласился Ермолай. – Надо черкнуть маме, когда еще выдастся удобный случай».
Сел за стол и быстро написал коротенькое послание, запечатал в конверт.
После этого лег на кровать и вскоре уснул…