Операция прикрытия

Неожиданно оживился Рюмин. Вызванный на прием к Сталину, он не только не доложил о беседе с вождем министру. Он еще стал и надувать щеки, всем своим видом показывая, что его отношения со Сталиным Абакумова абсолютно не касаются, а поручение вождя не есть поручение, данное МГБ, но есть просьба Хозяина, адресованная лично ему, Рюмину. «Погоди, — думал с ненавистью Абакумов. — Дай уцелеть. Я тебя, сволочь, так трахну — ни один колхоз тебя не возьмет даже коз пасти!» И туг же с унынием понимал, что для этих оптимистических надежд оснований остается слишком мало.

Судя по докладам следователей, Рюмин обратился к письму кремлевского врача Лидии Тимошенко и сейчас бурно разрабатывал его, мелкая жалоба начинала разрастаться, обрастать материалами, которые придавали правдоподобность, а это обещало новый процесс.

Смущало и то, что Сталин, заинтересовавшийся проблемой странных летательных аппаратов в уральском небе, в последнее время интереса к докладам министра по это|Qпроблеме не проявлял, но у Абакумова складывалось твердое мнение, что информация Хозяину поступает по какой то иной линии, к которой не мог не быть причастен Берия. И этот факт заставлял министра переживать и тревожится, ощущение ненужности, живущее в нем последние месяцы, все обострялось. Понятное дело, сначала в тебе перестают нуждаться, потом тебе это показывают, а потом хватают за шиворот, как ненужного в доме щенка, и выбрасывают за порог. Хорошо, если все ограничится понижением в должности, как это в свое время произошло с командующим войсками в Крыму Козловым, но ведь могут и расстрелять, как генерала Павлова в первые месяцы войны. Теперь Абакумов понимал, что уйти из верхнего эшелона власти куда-нибудь во второй эшелон, затеряться среди второстепенных персонажей и больше не попадаться на глаза Хозяину и его окружения было бы идеальным решением вопроса. Сам Абакумов не мечтал о великих постах: высоко подниматься к солнцу опасно, можно крылья обжечь. Вознесенный случаем в первые ряды, сейчас он мечтал только об отступлении, пусть даже не слишком почетном, лишь бы оно дало возможность уцелеть.

В этом скорее всего и была причина того, что удивительные события на Урале не потрясли министра. Трудно удивляться, если над головой занесен меч. Думается, что французская королева Антуанетта на гильотине совершенно не удивилась, наблюдая в момент казни ангелов или бесов. Скорее бы подумала, если бы, конечно, успела: «Это за мной!»

Что и говорить, своя рубашка всегда ближе к телу, поэтому, оказавшись на краю пропасти, Абакумову абсолютно не хотелось думать о Родине и о судьбах народа. Это он оставлял другим, более способным.

События меж тем нарастали.

Среди Уральских гор было обнаружено кукушечье гнездо, при этом было совершенно непонятно, грозит ли наличие этого гнезда опасностью, или же опасности не существует.

— Какое Политбюро? — пренебрежительно сказал Сталин. — Им только намекни, обгадятся со страху. Разве ты не помнишь, Лаврентий, как они в сорок втором драпали из Москвы?

Сам он помнил, как во время немецкого наступления под Москвой решил с охранником пройтись по опустевшим кабинетам Кремля. В кабинете Микояна со стен содрали шкуры смушки, которыми они были обиты согласно вкусу хозяина. Одна шкура повисла высоко под потолком, в суматохе ее так и не сорвали. Сталин попросил охранника:

— Лейтенант, достань!

Охранник высоко подпрыгнул и сорвал шкуру. Гладя тонкие завитки серой шерсти, Сталин вернулся в свой кабинет, вызвал Поскребышева и, не глядя на него, спросил:

— Где все?

— Уехали, товарищ Сталин, — сказал Поскребышев.

— На завтра назначаю заседание Политбюро, — глухо сказал Сталин. — Всех предупредить. Тех, кто без уважительных причин будет отсутствовать, выкину из Политбюро и отправлю на лесоповал. Так и скажи.

В глубине души он был доволен случившимся. Вождь показывает личное мужество, в то время как его окружение празднует труса. В приподнятом настроении он позвонил генералу Жукову и сказал ему:

— Больше отступать некуда, товарищ генерал. Будем копать могилы здесь.

— Зачем же могилы? — возразил Жуков. — Мы еще поживем, товарищ Сталин. Мы еще повоюем.

— Тогда воюй, — разрешил вождь.