Операция «Посейдон»

Максим начал что-то говорить о поездке в Ленинград осенью прошлого года, когда они еще не были знакомы. Она вяло и неохотно слушала, завернувшись в плед.

Возможно, он думает о том, что будет дальше. А думает ли она? Да нет, конечно. Что ей надо от него сейчас, завтра, послезавтра? Да все того же — вот этих соитий где угодно, в любом углу Москвы. На кухне каких-то его друзей, на заднем сидении авто, в этой огромной лохани, предназначенной, как он говорил, для купания многих детей сразу. Но следует все-таки подумать, как вести себя дальше.

Она должна остаться сильней его, как была хитрей и смекалистей сверстников с арбатских улочек, более похожих на волчью стаю, жестоких и по-своему справедливых. «Мы деремся честно, по уличным правилам — трое на одного», — был их лозунг.

Кто он на самом деле, ее первый мужчина? Ну, всегда хорошо одет, умен, талантлив, образован… Он не посягает на ее личность — это да. То есть, он любит ее. Это как сказать. Ведь они пока еще на берегу и ни в какое плавание пуститься не в силах. Какой там Париж, если вдуматься. Но вот что ей удалось в полной мере — так это «бомбежка любовью», она же из Максима уже всю душу вытрясла. А ей было все мало.

— Я не первая у тебя в этих хоромах? — неуверенно спросила Галя, ненароком перебив его рассказ, который почти не слушала.

— Да брось ты, — отмахнулся он. — У меня не было времени на эти глупости, неужели ты ничего не поняла?

— Что будет с нами дальше, как ты думаешь? Ты перевернул мою жизнь, я теряюсь в догадках теперь — как быть.

Максим с удивлением посмотрел на нее. А Галя в очередной раз испугалась, что поведет себя как-нибудь не так и потеряет его. Гале было странно, что ее герой ни разу не поинтересовался, где и как она живет. Его устраивала эта игра в одностороннюю тайну, она-то знала о нем довольно много. Или ей так казалось. Может быть, так принято в этих кругах? Все примерно равны и что ж тут расспросы, как не рутинные подозрения? Вполне сносное объяснение.

К тому же, Софья Григорьевна постоянно убеждала дочь, что времена, в которые она живет, совсем не те, что были прежде. В общем и целом это утверждение выглядело спорным, но в частностях… Почему бы нет? Например, в судьбе отдельно взятой юной еврейки, красавицы, к тому же умной и артистичной. Да, теперь уже юной женщины. Она с гордостью подумала об этом. Ведь даже грехопадение она совершила в объятиях идеального мужчины, которому все нипочем, ведь он заранее видит будущее.

— Это все не мое, — внезапно с ожесточением произнес он, сделав рукой большой полукруг в сторону обеденного стола, камина, дорогой мебели и стен в коврах. — Но у меня будет лучше. Так что вся эта крепость — всего лишь декорации для нас с тобой.

— Для нашей любви, — она потянулась к нему губами, — какие у тебя вкусные губы.

— Ну где ты была раньше? — неожиданно спросил Максим.

— Я росла и развивалась, милый, — усмехнулась Галя, чувствуя, что разговор приобретает нежелательный поворот.

— Если бы ты появилась чуть раньше, я бы меньше страдал.

— У тебя была несчастная любовь? — спросила она.

— Я уже сказал, что нет, но… Ничего особенного, но меня вся эта история раздавила. Я должен тебе рассказать…

— Я внимательно слушала начало истории, — серьезно ответила Галя. — Ты стоишь на Дворцовом мосту, его разводят… Что тебя занесло в Ленинград?

— Не что, а кто, — поправил он. — \' Никакой любви у меня не было, но вот невеста была. На Дворцовом мосту я встретил девушку, такую изящную, бледную, нервную. Мост разводили, и я помог ей в последний момент перепрыгнуть… позвал на свою сторону… Я почему-то решил, что это моя невеста. Мы до утра бродили по городу. Я все помню так же отчетливо, словно это было вчера.

— Пожалуйста, все сначала, — взмолилась она, — а то мне страшно.

— Однажды я оказался на одной из главных улиц Ленинграда возле старинного дома. Показалось, что это сооружение что-то напоминает мне. Фасад, изысканная старая лепнина, даже эта смесь черного и зеленого, как у Камиля Коро, точно это вовсе не городской дом, а усадьба, оторванная от всего.

— Так, понимаю, — кивнула она. — Потом ты познакомился с этой девушкой.

— Да, она перелетела с противоположной стороны Дворцового моста, когда его разводили, и оказалась рядом со мной…

— Перелетела? — повторила Галя. — Это сильно сказано. Может быть, она хотела покончить с собой? А ты позвал ее и спас?

— Может быть, — усмехнулся Максим. — Потом мы гуляли с ней до самого утра. И она сказала на прощание, что никогда не забудет эту ночь. Там было красиво и даже слишком, это правда. Ну, представляешь — туманная громада Исакиевского собора, Таврический сад, по которому бродили еще десятки таких вот молчаливых пар. Как будто на том свете. Она жила в доме напротив Таврического сада, это тот самый, о котором я говорил в начале рассказа. Еще одно совпадение, понимаешь?

— Как в романе, — развела руками Галя. — Но я не представляю. Я в Ленинграде не была. И вы о чем-то говорили…