Танкисты сочувствовали пехотинцам, которых настигали любые виды снарядов, в то время как большинство пехотинцев предпочитало танкам комфорт своих щелей-окопов, где они встречали противника в его огромных стальных грохочущих ящиках, моментально вспыхивавших пламенем, стоило, казалось, только в них попасть. Танковые экипажи могли иметь при себе всякого рода предметы личного комфорта и дополнительные пайки. Несмотря на строжайшие приказы, запрещавшие греть пищу внутри танка во время боевых действий, все экипажи это делали. Главное затруднение танкистов заключалось в плохой видимости через перископы при закрытых люках. Многие из хороших командиров танков были убиты огнем стрелкового оружия, когда они высовывались из люка, чтобы увидеть поле боя. Больше всего они боялись разрыва гусеницы или других с ней происшествий, ибо это заставило бы экипаж под огнем противника выйти из танка для ремонта. Капрал Билл Престон из американского 743-го батальона находился в боях 32 дня, когда его экипаж наткнулся на другой «Шерман», застрявший в канаве живой изгороди. Он высунулся из башни, наблюдая, как его командир и радист прикрепляли трос к застрявшему танку; в это время две немецкие мины упали прямо между ними, и один из танкистов был убит, другой ранен. Сам Престон упал парализованный, с осколочным ранением шейной части позвоночника. «Папе это не понравится», — думал он в коматозном состоянии. Вывод, к которому он пришел после шести месяцев лечения в госпиталях, был более прагматичным: «Слава богу, я вышел из этой игры».