У Николая слегка кружилась голова и не столько от спиртного, сколько от опьяняющего чувства свободы. Личина предателя Литвина, которую ему пришлось носить последнее время, затрещала по всем швам и разлетелась в клочья. Он снова стал самим собой и снова был среди своих. На станции метро «Водный стадион» пути друзей разошлись. Николай, доехав до «Театральной», перешел на «Охотный Ряд» и покатил до конечной. Мерное покачивание вагона быстро убаюкало.
Из дремы Кочубея вырвала грубо вцепившаяся в плечо рука. Он открыл глаза, взглядом скользнул по брюкам мышиного цвета и остановился на злой физиономии милиционера-сержанта. Тот, поигрывая дубинкой, словно приценивался к нему. Внешность кавказца: тонкий с горбинкой нос, жгуче-черные глаза, темные, слегка вьющиеся волосы и запах пива, казалось, не оставляли Николаю шансов уйти от милицейского наката.
— Ну что, джигит, сам пойдешь или домкратом поднять? — процедил сержант, а заплясавшая в его руках дубинка недвусмысленно говорила, что последует дальше.
С Николая слетели остатки дремы, и в груди поднялась мутная волна гнева.
— А ты что, эвакуатор? — с вызовом ответил он.
— Чего?!
— Плохо слышишь? Повторяю еще раз: ты — эвакуатор?
— Ах ты, чурка! Ну я тя ща построгаю! — взорвался сержант и взмахнул дубинкой.
Николай не дал ей опуститься, перехватил руку и, прижав милиционера к стенке, с презрением бросил:
— Дровосек хренов, читать умеешь?
Сержант опешил.
— Я тебя по-русски спрашиваю, читать умеешь? — добивал его Кочубей.
— Ну-у, — промычал милиционер, и в его злых, медвежьих глазках промелькнула тень тревоги.
Не столько внушительный вид Кочубея, сколько уверенный тон подсказывали ему: вместо «навара» он нарвался на серьезный облом. Николай, продолжая гвоздить его презрительным взглядом, достал из кармана «красную корочку» с золотым тиснением: ФСБ, и сунул под нос. Физиономия сержанта пошла бурыми пятнами, а глаза воровато забегали.
— Предупреждать надо! — выдавил он.
— А ты не хами! — отрезал Николай и, подхватив сумку, направился к выходу.
В нем все кипело от негодования, и только вечерняя прохлада остудила гнев. На остановке было пустынно. Кочубей не стал ждать маршрутки и через лесопарк направился к видневшимся за ним высоткам. В одной из них, он жил в квартире своей двоюродной тетушки. Время было позднее, и Николай, чтобы не поднимать шума, тихо открыл дверь и проскользнул в коридор.
В квартире не спали, из кухни доносились громкие голоса. Муж тетки — Павел Иванович был не в духе. В банке, где он работал в службе безопасности, ожидалось очередное сокращение, и ему в свои пятьдесят два года рассчитывать на то, что очередная управленческая метла минует его, не приходилось. Для молодых, да ранних, с волчьей хваткой «новых хозяев жизни», отставной подполковник был всего лишь «пережитком прошлого». Двадцать семь лет в погонах, из которых пятнадцать пришлись на службу в военной контрразведке и не где-нибудь, а в «солнечном» Забайкалье, в их глазах ничего не стоили.
Николай тяжело вздохнул и, избегая трудного разговора, прошел в свою комнату. Скрип двери не укрылся от тонкого слуха тетки. Она выглянула из кухни и окликнула:
— Коля, ужинать будешь?
— Спасибо, Наталья Ивановна, я поел.
— Не с того ты начала! Иди, посидим, Коля! — позвал Павел Иванович, и его суровое лицо показалось из-за плеча жены.
— Тебе уже хватит, Паша! А он голодный. С этой службой скоро на Кощея будет похож, и что я скажу матери? — посетовала Наталья Ивановна.
— Ему таким по службе положено. Опера, как волка, ноги кормят! — сурово отрезал Павел Иванович.
— Гляди, тебя она больно накормила! Столько лет в Забайкалье отбухал и что?
— Как что? Быстро же ты забыла!
— Было бы, что помнить: «Дровяшка», «Оловяшка». Зимой мерзнешь, а летом от жары дохнешь и…
— Замолчи! — оборвал супругу Павел Иванович и, поиграв желваками на скулах, желчно заметил:
— Забыла? Тогда я напомню. «Забудь вернуться обратно» — вот что такое Забайкальский военный округ! А мы вернулись и не куда-нибудь, а в Москву!
— В Москву, и что толку? Пять лет по чужим углам мыкались, пока свой у черта на куличках не получили!
— Другие и того не имеют, — буркнул Павел Иванович.
— И много ты поимел? Вон твой дружок, Вовка, в училище балду бил, а сегодня заправками управляет, не то, что ты со своим красным дипломом в охранниках ходишь. А все: мы контрразведка!
— Замолчи! Не тронь это! — взорвался Павел Иванович.
— Гордый! Я сама Вовку попрошу…
— Наталья Ивановна! Павел Иванович! Ну, зачем вы так? — пытался погасить скандал Николай.
В кухне воцарилась гнетущее молчание, которое нарушили горестные всхлипы. Утирая слезы, Наталья Ивановна причитала:
— За что же нам такое? Паша всю жизнь честно служил! В банке тоже старается, а его… О, господи, за что же нам такое наказание?
— Перестань! Перестань, Наташа! Все образумится, никто меня не гонит, — утешая жену, Павел Иванович обнял ее и проводил из кухни, вернувшись, прошел к холодильнику, достал бутылку водки и предложил:
— Ну что, Коля, выпьем?
— Наливай, дядь Паш! — махнул рукой Кочубей и подсел к столу.