— Можно сказать и так.
— О'кей. Пойдём, Роберт.
Они выбрались из тёплой кабины, захлопнули за собой дверцу и огляделись. Морпехи под громкие команды своего сержанта разворачивали на краю котлована новый лагерь: надували палатки, запускали дизель-генератор, устанавливали треноги с прожекторами и антеннами, собирали биотуалеты.
— Холодно, — пожаловался Фоули. — Не выше градуса[105].
— Пожалуй, — согласился Риан.
Они помолчали.
— Цель нашей экспедиции близка, — Фоули решил нарушить паузу, — а я так и не сумел нащупать источник утечки.
— Не утруждайтесь, Роберт, — серьёзно посоветовал Риан. — Я думаю, всё в нашем деле взаимосвязано: утечка секретной информации, труп этого Чаркасоффа, колея и котлован. Нельзя столько лет хранить тайну и надеяться на то, что никто из посторонних в неё не проникнет. В конце концов, люди умеют думать и сопоставлять. И умнейшим из них достаточно увидеть верхушку айсберга, чтобы представить его себе весь. Розуэллский инцидент, Филадельфийский эксперимент, убийство президента Кеннеди, наша экспедиция — это лишь верхушки айсбергов, а вот что скрывается под тёмною водой?..
Роберт поёжился.
— Вам легко говорить, — сказал он, — вам не нужно писать отчёт по возвращении.
— А вы напишите правду, — предложил Риан.
Роберт вздрогнул и внимательно посмотрел на Риана. Неужели он знает? Или догадался? Но эксперт сохранял невозмутимый вид, и у Роберта сразу отлегло от сердца: нельзя с таким видом уличать предателя.
— Я и собираюсь написать правду, — сказал Фоули. — Вся проблема в интерпретации.
Хлопнула дверца вездехода. Сотрудники ЦРУ оглянулись, и Риан присвистнул.
— Упс! — громко сказал кто-то из морпехов.
А Роберт промолчал, с отвисшей челюстью разглядывая приближающихся Джонсонов.
Сказать, что они были одеты причудливо, значит, ничего не сказать. Основу их «карнавального» наряда составляла длиннополая бесшовная туника небесно-голубого цвета, перехваченная широким поясом и отделанная каймой из множества золотых колокольчиков, которые позвякивали при ходьбе. Поверх туник представители Госдепартамента надели жакеты, сшитые из нитей красного, синего, пурпурного и белого цветов. На каждом плече имелось по огромной пуговице из незнакомого Роберту слоистого поделочного минерала, на которых были выгравированы какие-то надписи. Спереди, на груди, Джонсоны повесили прямоугольные золотые пластины, на каждой из которых в углублениях были закреплены большие драгоценные камни. Фоули показалось, что эти камни светятся в полумраке, окружающем вездеход, испуская призрачное холодное сияние. Довершали наряд головные уборы — белые колпаки, на которые были водружены золотые короны из трёх колец, увенчанные шишечкой в форме распустившегося цветка.
— Поскольку до Хэллоуина далековато, — сказал Джек Риан, нарушив всеобщее молчание, — возьмусь предположить, что мы станем свидетелями какого-то ритуала?
— Вся наша жизнь — ритуал, — спокойно отозвался Джонсон-брюнет.
— Чего-то он долго, — заметил Роман, поглядывая на часы.
Кадман, слегка нервничая, пожал плечами:
— Никогда нельзя сказать, сколько ему понадобится. Может, полчаса. Может, час. Может, сутки.
— Тогда какой во всём этом смысл?
Дверь, ведущая в каюту Дугова, внезапно распахнулась, и магистр появился на пороге. Анатолий Викторович был бледен, как смерть, его трясло, и чтобы удержать равновесие, он ухватился рукой за косяк. В воздухе распространился отчётливый запах пота.
— Что случилось?! — Роман ухватил магистра за плечи.
— Они… там… — просипел Дугов. — Подземелье… открыли вход… одеяние Славы… скиния… открыли вход…
— Это правда? — Прохоров сильно встряхнул Анатолия Викторовича, тот не сопротивлялся. — Они уже на базе?
— Да! — выдохнул Дугов, и глаза у него закатились.
— Помоги, — сказал майор Антону.
Вместе они донесли Дугова до кровати. Роман пощупал сонную артерию магистра.
— Пульс учащённый, — сообщил он Антону, — но жить будет. Пусть пока здесь полежит, а нам пора двигать.
— Куда? — встрепенулся Кадман.
— Понимаешь, Антон, — проникновенно сказал майор, — я в разную чертовщину-бесовщину не верю, но если ничего другого у нас нет, придётся довольствоваться и этим. Пойду собирать ребят.
Уже через пятнадцать минут отряд спецназовцев, руководимый Прохоровым, грузился на транспортно-боевой вертолёт «Ка-29ТБ». В свете прожекторов сверкали улыбки: «ребята» истосковались по настоящему делу.
— Держи пять, писатель, — Роман протянул Кадману руку. — Надеюсь, ещё увидимся.
— Когда вас ждать? — Антон повысил голос, чтобы перекричать вой раскручивающихся турбин.
— До Второго Пришествия возвратимся, — смеясь, пообещал майор.
Потом козырнул шутливо и запрыгнул в нутро «вертушки», откуда выглядывали спецназовцы в белых маскхалатах.
Под рёв двух газотурбинных двигателей ТВ3-117В мощностью в две тысячи лошадиных сил «Ка-29» поднялся в воздух. Антон Кадман, стоя на палубе, помахал ему рукой. Литератора почему-то не оставляло тревожное предчувствие. Ему показалось, что он видит Романа Прохорова в последний раз, и Антон суеверно сплюнул через левое плечо.