Операция «Клипер» (В июле сорок пятого)

— Именно этим, я и намерен заняться, Николай Иванович. Но я никому и никогда не позволю сеять панику в своем штабе. Она крайне опасна, и смею вас заверить, как человек, трижды побывавший в окружении, очень дорого обходится, — холодно произнес Петров. Обиженный замполит вспыхнул и хотел привести нужную и политически верную цитату из классиков марксизма, но приход Клещева с радистом заставил его замолчать.

— Пятнадцатый у аппарата, доложите сложившуюся у вас обстановку! — потребовал комполка у собеседника.

— Так, так, так, хорошо, вы уверены? Выясните и доложите это подробнее в течение получаса, — говорил комполка, склонившись над картой и нанося на неё карандашом одному ему понятные пометки.

— Молодцы, иных действий я от вас и не ожидал. Держитесь, но в случае необходимости разрешаю отход на вторую линию, но дальше ни шагу. Подкрепление к вам отправим в самое ближайшее время, — Петров положил трубку и обратился к начштабу.

— Симочкин пока удерживает немцев на первой линии обороны благодаря минному полю и пулеметному взводу, но это не надолго. Исходя из расчета времени, немцы с минуты на минуту должны повторить атаку и тогда Симочкину будет очень жарко. Василий Маркелович, что мы сможем дать комбату для отражения танков противника? Снимать все противотанковые батареи с исходных позиций я считаю преждевременно. Хотя комбат уверяет, что его атакуют не менее десяти танков противника, это может быть только разведка боем. Думаю можно перебросить на левый фланг батарею Панкратова, но это займет определенное времени, а сейчас каждая минута дорога.

— Можно забрать у Василенко самоходки старшего лейтенанта Кафтанова. Их всего две, но экипаж боевой, обстрелянный, действовать из огневых засад умеют. Не в первый раз.

— Самоходки конечно хорошо, но для отражения танков этого все же мало. Что ещё можем дать? — Петров требовательно посмотрел на начальника штаба, но тот только развел руки. Недовольный комполка нахмурился, уставился взглядом в одну точку, а затем кликнул командира охраны штаба.

— Колокольцев! Трофейные фаусты в тыл ещё не отправили?

— Никак нет, товарищ подполковник. В грузовике под навесом лежат.

— Отлично. Возьми мой виллис, пятнадцать человек из взвода охраны и чтобы через пять минут фаусты были на позиции у Симочкина. Ясно!?

— Так, точно.

— Тогда бегом! — приказал Петров и Колокольцев исчез.

Столь неожиданное решение вопроса не нашло поддержки и понимания со стороны замполита.

— Товарищ комполка, отдавая подобный приказ, вы рискуете не только жизнями простых солдат, приказывая им сражаться неизвестным оружием, но и жизнями работников штаба полка, непродуманно ослабляя его охрану. Я считаю… — начал замполит, но Петров решительно прервал его.

— Фаустпатрон — хорошее оружие, немцы им вооружали не только строевые части, но и фольксштурм. Что касается охраны штаба, то время немецких десантов давно ушло, а в случае прорыва врага, я приложу максимум усилий для его ликвидации, прежде чем застрелиться. В плен попадать я не намерен, надеюсь, вы тоже? Вот и прекрасно, давайте работать.

Говоря о смерти, славный сын корейского народа Пэн Ген, ни капли не лукавил. Под Гвадалахарой, Сенявиным и Варшавой смерть трижды заглядывала в его глаза, но каждый раз проходила мимо.

В восемнадцать лет, получив свое первое боевое крещение на КВЖД, с рекомендацией командира полка он был направлен в военное училище далекого Ленинграда. Отправляя корейского интернационалиста в колыбель трех революций, прозорливый командир посоветовал своему протеже сменить имя и фамилию, дабы не вызывать излишнего интереса у специальных служб. Благодаря тому, что подобный процесс в новой России был в тот период очень распространен, на свет появился Петров Георгий Владимирович, которого неискушенные ленинградцы принимали за якута.

После была женитьба на племяннице одного из латышских стрелков, красавице Эльге, и кочевая жизнь сначала в Туркестане, затем в Азербайджане. В 1936 году, благодаря помощи дальнего родственника жены, был направлен в Испанию в числе советских добровольцев. Вернувшись в 1938 на Родину, он был награжден орденом Красного знамени и, по представлению командования, был направлен на учебу в академию Генерального штаба.

Жернова страшных чисток лишь только коснулись семьи Петрова. После ареста дяди, Эльга попала в поле зрения чекистов и находилась, что называется, в разработке. Перед самым приездом мужа она была арестована по навету соседей, которым приглянулась скромная квартира четы Петровых. Многие ожидали, что Георгий откажется от жены и подаст на развод, но герой Испании был из иного теста.

Поступив в академию, он немедленно написал письмо Ворошилову, что полностью ручается за свою жену, и просил как можно скорее разобраться в её деле. Для многих подобный поступок казался откровенным самоубийством, но к этому времени наркомат внутренних дел занял Берия, и началась знаменитая «оттепель». Среди того числа репрессированных, кого она коснулась, была и Эльга Петрова. Она вышла на свободу в конце того же года, благо на неё не было никаких серьезных улик.