Операция Хаос

Ванбрух прочистил горло. Ему не нравилось посылать на такое дело женщин. По времени было мало, слишком мало, чтобы искать другую возможность.

— Честно говоря, капитан Матучек — один из лучших наших оборотней, — польстил он.

— АВЕ, ЦЕЗАРЬ, МОРИТУРИ ТЕ САЛЮТАНТ! [11]

Нет, я подразумевал иное, но не беда. Померев, смогу не спеша придумать что-нибудь получше. Я не был испуган, точно. Помимо того, что я был заколдован от страха, были всякие причины полагать, что мои шансы не хуже, чей у идущего в огонь пехотинца. Ванбрух не стал бы приносить в жертву своих подчиненных, посчитай он задание безнадежным. Но на счет перспективы я был менее оптимистичен, чем он.

— Думаю, что два ловких человека проберутся незамеченными для их стражей, — продолжал генерал. — Затем вам придется сымпровизировать. Если вам удастся нейтрализовать чудовище, то мы атакуем завтра в полдень. — Затем мрачно добавил, — если до рассвета и не получу известии, что это удалось, нам придется перегруппироваться и начать отступление, спасая все, что сможем. Вот полученная путем геодезической съемки карта города и его окрестностей.

Он не стал тратить понапрасну времени, выясняя, действительно ли я согласился идти добровольно…

2

Я вел капитана Грейлок к палатке, которую делил с двумя братьями-офицерами от падающего дождя. По долгому откосу наклонно падающего дождя ползла темнота. Мы тащились по мерзкой грязи и, пока не оказались под брезентовым покрытием, молчали. Мои товарищи по палатке были в патруле, так что места для нас хватило. Я зажег огонь Святого Эльма и сел прямо на промокшие, положенные на пол, доски.

— Садитесь, — пригласил я, указывая на единственный, имевшийся в нашей палатке, табурет. Он был одушевленный, а купили мы его в Сан-Франциско. Не особенно проворный, он все же мог тащить на себе наше снаряжение и подходить, когда его звали. Почувствовав на себе незнакомый вес, он беспокойно заерзал, а потом снова уснул.

Грейлок вытащила пачку «Крыльев» и подняла брови. Я кивнул в знак благодарности, и во рту у меня оказалась — сигарета. Лично я в походе курю «счастливые» — самовоспламеняющиеся — удобно, если спички окажутся отсыревшими. Когда я был на гражданке и мог себе это позволить, моей маркой был «Филипп Моррис», потому что возникающий вместе с дымком сигареты маленький, одетый в красное эльф, может заодно приготовить порцию виски.

Некоторое время мы молча попыхивали дымом и слушали дождь.

— Ну, — сказал я наконец, — полагаю, у вас есть какие-нибудь транспортные средства?

— Моя личная метла, — сказала она. — Эти армейские Виллисы мне не нравятся. Мне нравится «Кадиллак». Я выжму из него больше, чем это возможно.

— У вас есть грим, пудра, безделушки?

— Только немного мела. Любое материальное средство не слишком полезно, когда его используешь против могущественного демона.

— Да? А как насчет воска, которым была запечатана бутылка Соломона?

— Не воск удерживал ифрита в бутылке, а печать. Чары создаются символом. В сущности, надо полагать, что их воздействие чисто психологическое. — Она посасывала сигарету, и на ее щеках образовались впадины.

Я начал понимать, что капитан Грейлок, что называется, сахарная косточка…

— У нас будет возможность проверить эту теорию сегодня ночью, — сказала она.

— Ну, ладно. Надеюсь, вам захочется прихватить с собой какой-нибудь пистолет, заряженный серебряными пулями. У них, как вы знаете, тоже есть оборотни. Я возьму пистолет-пулемет сорок пятого калибра и несколько гранат.

— Как насчет спринцовки?

Я нахмурился. Мысль об использовании святой воды в качестве оружия, всегда казалась мне богохульством (хотя капитан утверждал, что ее применение против порождении Нижнего мира допустимо).

— Бессмысленно, — сказал я. — У мусульман нет такого ритуала, и они, разумеется, не используют существ, которые ему подчиняются. С собой я возьму камеру «Поляроид».

Айк Абрамс просунул свой огромный нос в разрез палатки.

— Не хочется ли вам и леди капитану немного покушать, сэр? — спросил он.

— Что ж, конечно, хотим, — сказал я.

А сам подумал: «Скверно, что свою последнюю ночь в Видгарде я проведу, как жвачное…»

Он исчез и объявил:

— Айк всего лишь рядовой, но в Голливуде я играл в «Зове дебрей» и «Серебряном амиане». А здесь он с радостью назначил сам себя моим ординарцем.

Он принес нам поесть.

— Знаете, — заметила она, — одно хорошо, по крайней мере, в нашу технологическую эру: нам известно, что в этой стране был хорошо распространен антисемитизм не только среди немногих свихнувшихся, но и среди обычных респектабельных граждан.

— Действительно. Особенно верили в чушь, что все евреи — трусы, и на фронте их днем с огнем не сыщешь. Теперь, когда для большинства из них колдовство под запретом — по религиозным причинам (а ортодоксы волшебством вообще не занимаются) — евреев в пехоте и в рейнджерах столько, что не заметить этого просто невозможно.